Борис Соколов - Однажды в Америке. История колумбийской наркомафии

Габриэль Гарсия Маркес так писал о пребывании главы Медельинского картеля в тюрьме, которую он сам для себя и построил:

«Пабло Эмилио Эскобару Гавирии в декабре исполнился сорок один год. Тщательное медицинское обследование, проведенное в тюрьме, показало, что по состоянию здоровья он соответствует „молодому человеку с нормальными физическими и умственными способностями“. Единственными особенностями оказались странный нарост и что-то похожее на шрам после пластической операции на слизистой оболочке носа, которые сам Эскобар объяснил травмой, полученной в юности на футбольном поле.

Акт о добровольной сдаче был подписан национальным и региональным руководителями Криминально-следственного управления, а также уполномоченным по правам человека. На обороте документа Эскобар оставил свою подпись, отпечаток большого пальца и номер потерянного удостоверения 8.345.766, зарегистрированного в Энвигадо. В конце документа секретарь Карлос Альберто Браво сделал приписку: „Сразу после подписания Акта сеньор Пабло Эмилио Эскобар пожелал, чтобы документ был также подписан присутствующим здесь доктором Альберто Вильямисаром Карденасом, подпись которого следует ниже“. Вильямисар подписал документ, хотя до сих пор не понимает, в качестве кого он это сделал.

Покончив с формальностями, Пабло Эскобар простился со всеми и вошел в камеру, где ему, как и прежде, предстояло погрузиться в дела и заботы бизнеса, но уже под защитой государства, всей своей мощью стерегущего его покой и безопасность. Буквально на следующий день „тюрьма как тюрьма“, о которой писал Вильямисар, стала превращаться в пятизвездочный отель со всеми атрибутами роскоши, возможностями для развлечений и порочных излишеств и первоклассными отделочными материалами, постепенно завезенными в специально оборудованном двойном кузове продуктового фургона. Через двести девяносто девять дней правительство, узнав о скандальных преобразованиях, решило перевести Эскобара в другое место без его ведома. Версия о том, что власти целый год оставались в неведении, выглядит столь же неправдоподобно, как и история об Эскобаре, подкупившем тарелкой супа сержанта и двух трясущихся от страха солдат и бежавшем со своими телохранителями через соседний лес под самым носом у чиновников и охраны, которой поручили его перевозить.

Побегом Эскобар подписал себе смертный приговор. Как он заявлял позднее, правительство действовало настолько странно и несвоевременно, что он подумал, а вдруг его собираются не переводить в другое место, а убить или выдать Соединенным Штатам. Поняв, как сильно он ошибался, Эскобар попытался сразу двумя способами убедить правительство вернуть его в тюрьму: динамитом и самым жестоким террором в истории страны, а также согласием сдаться без всяких предварительных условий. Об этом предложении правительство никогда не заявляло, страну не испугали взрывы машин с динамитом, а ответные действия полиции достигли невероятного размаха.

Мир для Эскобара изменился. Тем, кто мог бы помочь ему спасти жизнь, теперь не хватало ни желания, ни аргументов. Падре Гарсия Эррерос скончался 24 ноября 1992 года от тяжелой почечной недостаточности; Паулина, без средств и работы, окруженная детьми и добрыми воспоминаниями, нашла покой в своей тихой осени, и сегодня о ней не вспоминают даже в „Минуте с Господом“. Альберто Вильямисар, назначенный послом в Голландию, получил от Эскобара несколько писем, но было уже слишком поздно. Состояние, которое оценивалось в три миллиарда долларов, в основном съела война и разборки внутри картеля. Семья Эскобара ни в одном уголке мира не могла уснуть без кошмаров. Став самым крупным объектом охоты в нашей истории, Эскобар нигде не осмеливался задерживаться дольше чем на шесть часов. Он продолжал свой сумасшедший бег, оставляя за собой потоки крови невинных жертв и теряя соратников, убитых, схваченных полицией или переметнувшихся во вражеский стан. Его служба безопасности ослабла, и даже собственный, почти звериный, инстинкт самосохранения утратил прежнюю остроту. 2 декабря 1993 года, на следующий день после своего сорокачетырехлетия, он не смог удержаться от телефонного разговора с сыном Хуаном Пабло, который только что вернулся в Боготу, выдворенный из Германии вместе с матерью и младшей сестрой. Хуан Пабло, обеспокоенный больше отца, через две минуты предупредил его, что пора заканчивать разговор, а то полиция вычислит место. Всегда трепетно относившийся к родным Эскобар не послушал. Между тем службам слежения удалось установить точное место в медельинском квартале Лос-Оливос, откуда велся разговор. Днем специальная группа из двадцати трех переодетых в гражданское полицейских незаметно окружила сектор, взяла под контроль дом и в четверть четвертого начала ломать дверь квартиры на втором этаже. Услышав это, Эскобар сказал сыну: „Я вешаю трубку, здесь происходит что-то странное“. Это были его последние слова на свободе».

Решив, что, организовав убийство в тюрьме, Эскобар зашел слишком далеко и явным образом нарушил условия договора о сдаче, президент Сесар Гавирия 22 июля 1992 года отдал приказ перевезти Пабло Эскобара в настоящую тюрьму. Но Эскобар узнал о решении президента и сбежал. В настоящую тюрьму ему не хотелось. Но тут он переоценил свои силы и возможности.

Теперь он был свободен, но окружен одними врагами. Оставалось все меньше мест, где наркобарон мог надежно спрятаться. Правительства США и Колумбии были полны решимости покончить с Эскобаром путем его физической ликвидации, не полагаясь на колумбийское правосудие. Тем самым, как они считали, настанет конец и Медельинскому кокаиновому картелю. После побега из тюрьмы пирамида наркокартеля начала рушиться. Его друзья его оставили. Основной ошибкой дона Пабло было то, что он не смог критически оценить сложившуюся ситуацию. Эскобар, в частности, так и не попытался выбраться из Колумбии по чужому паспорту и в чужом обличье, загримировавшись или сделав пластическую операцию. Возможности для этого у наркобарона наверняка были. Но побег и нелегальная жизнь за границей, даже если бы туда удалось перевести кое-какие капиталы, означали для Эскобара крах мечты всей своей жизни. В таком положении можно было бы безбедно встретить старость, но нельзя было продолжать руководить наркокартелем, ворочать миллиардами, определять судьбы людей. А только в этом и был для Эскобара смысл жизни.

Он считал себя гораздо фигурой более значительной, чем был на самом деле. Денег у него все еще было много, но реальной власти уже не было.

Единственным способом для Эскобара хоть как-то поправить положение и вернуться к прежней жизни было попытаться возобновить соглашение с правительством. Пабло несколько раз пытался заключить новую сделку с правосудием, но президент Сесар Гавирия, как и правительство США, полагали, что на этот раз не стоит вступать в какие-либо переговоры с наркобароном. Было принято решение преследовать его и по возможности во время ареста ликвидировать.