Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Четыре из десяти параграфов устанавливают новые наказания за превышение полномочий дворцовыми служащими. Тех, кто позволил себе реквизировать лодки или рабочих, занятых на государственных проектах, ожидало самое суровое наказание: ссылка в дальнюю пограничную крепость Тьяру и клеймение лица. Чиновники, пойманные на том, что они суют свой нос в чужую кормушку, рисковали остаться без носа. Таким же суровым был закон и по отношению к коррумпированным дворцовым служащим. Мошенничество с налогами, превышение норм сбора фуража (что приводило к обнищанию народа) или изъятие у местных старост больших количеств провизии, чем требовалось при поездках царя со свитой, — всё это считалось отныне наказуемыми деяниями. Военнослужащие также подпадали под действие этих законов. Солдата, совершившего хищение шкуры — даже если он сделал это, чтобы восполнить нехватку личного обмундирования, — ожидало тяжелое наказание: сто ударов и пять открытых ран, с конфискацией украденного.

Справившись с официальной коррупцией, Хоремхеб взялся упорядочивать судопроизводство. Чистка судебной системы всегда была любимым занятием диктаторов (особенно выходцев из военных кругов), и Хоремхеб не стал исключением. Он назначил множество новых судей, от которых ожидалось, что они «будут внимать словам дворца и законам чертога суждения» [235]. Кроме того, он постановил, что местные чиновники, уличенные в извращении хода следствия, должны быть преданы смерти, добавив: «Сие сделано мною, дабы укрепить законность в Египте» [236]. И, разумеется, слово царя воистину было законом.

Последняя часть эдикта Хоремхеба содержит параграфы наиболее знаменательные — они касаются его личной безопасности. Один из них вводит новые ограничения на деятельность и передвижения служащих царского гарема, который всегда был гнездом недовольства и возможной крамолы. Десятый и последний пункт — еще более красноречив; он устанавливает особые награды для телохранителей царя:

«Для них всегда будет праздник: каждый из них получит добрую долю всех хороших вещей… им будут рукоплескать за все (их) добрые деяния… их осыплют (наградами) из Окна [Явления] и каждого будут вызывать по (его) имени» [237] .

Царским телохранителям теперь выдавали награды из личного имущества царя в дополнение к положенному довольствию из казенных запасов. Это qui pro quo стало новым уставом внутренней жизни дворца, чтобы каждый знал свое место и держался за него. Хоремхеб не упустил ни одной возможности укрепить свою безопасность. Возвысившись с помощью меча, он не желал от меча же и погибнуть. Эдикт доказывал четко и ясно, что он был «правителем храбрым и бдительным» [238].

Подобными мерами Хоремхебу удалось установить свой авторитет и законность своего правления, а внедренная им военная дисциплина пошла на пользу стране, ослабленной тремя десятилетиями политических неурядиц и неопределенности. В бочке меда оказалась, однако, и ложка дегтя: у него не было наследника. Не имея собственных детей, Хоремхеб не хотел, чтобы из-за споров о наследовании рухнули с таким трудом достигнутые реформы. Принятое им решение напоминало о его собственном опыте восхождения к власти. Присмотревшись к ближнему кругу своих последователей, фараон выбрал среди военных самого подходящего преемника — Парамессу.

Этот человек в полном смысле слова был «военной косточкой». Сын командира подразделения, аналогичного современному батальону, он начал службу простым солдатом, поднялся до офицерского чина, потом был назначен комендантом крепости, а далее — адъютантом царя и, наконец, стал генералом. Он принадлежал к тому же кругу, что и Хоремхеб, обладал таким же опытом и разделял то же мировоззрение. Более того, у него уже имелся сын и намечался внук — всё, что требовалось для новой династии.

Чтобы подготовить Парамессу к высшей должности, Хоремхеб предоставил ему несколько важных гражданских постов, в частности, наместника царя и визиря. Однако взамен Парамессу должен был отказаться от своих воинских званий, между тем как верховное командование армией Хоремхеб оставил за собой: не стоило отдавать такую могущественную организацию подчиненному, пусть даже вполне верному.

И всё же, даровав Парамессу титулы «сына царя» и «наследного принца», фараон ясно дал понять, что твердо решил наделить его, когда настанет надлежащий момент, царственностью в полной мере. В последние годы правления Хоремхеба избранный им наследник изменил свое имя на Рамессу-любимый-Амоном и стал писать его в царском картуше. Сцена для возвышения Рамзесидов была приготовлена.

Хотя Хоремхеб и поспособствовал созданию новой династии, первый ее представитель не сомневался, что именно он, а не его покровитель, был настоящим отцом-основателем. Чтобы подчеркнуть этот факт, Рамессу — более известный как Рамзес I (1292–1290) [239] — намеренно взял себе тронное имя, перекликающееся с именем Яхмоса, основателя XVIII династии. Яхмос назвался Небпехтира («Ра — властитель силы»), Рамзес — Менпехтира («Ра крепок силой»).

Правда, «крепким силой» Рамзес оставался недолго. Он взошел на трон уже в преклонном возрасте и передоверил бразды повседневного правления своему сыну, Сети. Это было мудрое решение. Спустя полтора года после коронации Рамзес умер. Новый царь, Сети I (1290–1279), был человеком энергичным и физически крепким — высокий, атлетически сложенный, с характерной для Рамзесидов внешностью: высокие скулы, орлиный нос. Кодекс законов Хоремхеба укрепил царский авторитет и искоренил коррупцию, так что Сети мог теперь заняться восстановлением репутации Египта и в стране, и за рубежом.

Процветание и прочность устоев издавна было принято демонстрировать посредством государственных строительных проектов. Поэтому в течение следующих десяти лет по всей стране слышался стук долот каменщиков и голоса строителей: Сети заказал огромное множество новых монументов для важнейших святилищ по всему Египту. Со времен Аменхотепа III зодчие и художники фараона не бывали так загружены работой.

Величайшим замыслом Сети был сказочный новый храм в Абджу, древней колыбели царственности и культовом центре Осириса. Дерзостью отличался и план этого храма, и система его посвящения. Позади двух просторных дворов и зала с колоннадой располагалось не одно святилище, а семь. В этом национальном пантеоне нашлось место для всех основных божеств Египта: святого семейства — Гора, Изиды и Осириса; солнечных богов Амона-Ра и Ра-Хорахти; Птаха, покровителя Мемфиса и ремесленников; и, наконец, как и следовало ожидать, самого Сети. Боковая анфилада меньших комнат предназначалась для культов мемфисских богов загробного царства, Нефертема и Птаха-Сокара, просто чтобы не обиделись. Собирание под одной крышей важнейших богов страны, оказавших Сети честь своим присутствием, было одним из приемов, направленных на создание прочной теологической базы для новой династии Рамзесидов.