Мунго Мелвин - История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Интересно, что Гордон оставался оптимистом после катастрофического завершения первого штурма Редана. В письме от 21 июня он подчеркивал: «Я уверен, что, если бы мы массово покинули окопы, кто-то из нас бы выжил и достиг Редана. И когда бы мы до него дошли, Шотландская бригада и гвардейцы преодолели бы все препятствия, и город пал» [688]. Говорили, что лорд Раглан умер от разрыва сердца после провального штурма Редана. На самом деле он пал жертвой холеры 28 июня 1855 г. Современный британский историк Клайв Понтинг, специализирующийся на Крымской войне, так охарактеризовал его:

«Он был порядочный человек, добрый к своему личному составу, но совершенно неспособный командовать полевой армией в условиях боя середины XIX в. На него возлагалась ответственность за многие неудачи и провалы в Крымской кампании. К сожалению, он не обладал лидерскими качествами» [689].

Однако британские участники боев проявили больше симпатии к своему бывшему командующему. Например, Гордон, критиковавший методы ведения осады, благородно заметил: «Умер лорд Раглан… От истощения и общей слабости. Все скорбят по нему, ведь он был так добр. Его тело увезут в Англию. Мне его ужасно жаль. Он всю жизнь посвятил служению своей стране» [690]. Патулло вслед за Гордоном выражает те же чувства почти дословно. По его мнению, британский главнокомандующий «умер от общей слабости», поскольку «был слишком стар для такого истощения сил, которого требовали его обязанности» [691].

Как бы ни критиковали лорда Раглана, но печальный факт заключается в том, что под рукой не было подходящих кандидатур, чтобы принять командование, — возможно, за исключением сэра Колина Кэмпбелла, который проявил тактическое мастерство в сражениях на Альме и под Балаклавой. Однако о том, стал бы он лучшим главнокомандующим экспедиционной армией (теперь младшим партнером французов) остается только догадываться: его умелые действия во время Индийского восстания 1857 г. позволяют предположить, что Кэмпбелл сумел бы оживить и сконцентрировать усилия британцев в Крыму. Один из офицеров его штаба, подполковник Энтони Стерлинг, нисколько не сомневался в способностях начальника: «Кэмпбелл настолько хорош как командир, что его приравнивают к трем или четырем батальонам» [692].

Преемник Раглана генерал сэр Джеймс Симпсон, недавно направленный в Крым на должность начальника штаба, тоже был ветераном Пиренейской войны. Это был шестидесятисемилетний «очень хороший старик». Однако он оказался еще менее эффективным, чем Раглан: как язвительно отметил Баринг Пембертон, новый главнокомандующий «не отдавал приказов… не предложил никакого плана и все переложил на штаб» [693]. Но беда была в том, что у британцев не было должным образом подготовленного и организованного штаба, на который можно положиться. Таким образом, слабость высшего командования британского контингента носила институциональный характер, а не определялась личными недостатками: без эффективного Генерального штаба, который помогает высшим военачальникам в управлении войсками, контроль и связь были организованы как минимум дилетантски [694]. Другими словами, никакая армия не способна к успешным действиям без соответствующего обучения, управления, снабжения и эффективных приемов боя. Всего этого явно не хватало британскому экспедиционному корпусу во время Крымской войны.

Тем временем командование русских сталкивалось с похожими проблемами — серьезным ударом по боевому духу войск стала гибель Нахимова утром 10 июля 1855 г. Он, по обыкновению, вместе с двумя адъютантами отправился осматривать укрепления. На Третьем бастионе они попали под сильный обстрел противника. Нахимов с обычным хладнокровием проигнорировал просьбы подчиненных найти укрытие. Один из адъютантов вспоминал, что молчаливый Нахимов в тот день был необычно весел и разговорчив. «На все воля бога! Что бы мы тут ни делали, за что бы ни прятались, чем бы ни укрывались — мы этим показали бы только слабость характера, — сказал он, а затем прибавил: — Чистый душой и благородный человек будет всегда ожидать смерти спокойно и весело, а трус боится смерти» [695]. Нахимов как будто что-то предчувствовал в то утро. Вскоре после этого, когда они добрались до Корниловского бастиона на Малаховом кургане, адмирал бесстрашно встал на бруствер, на виду у врага. «Пуля тут же ударила в мешок с песком около его локтя», — вспоминал адъютант. «Они сегодня довольно метко стреляют», — невозмутимо заметил русский адмирал, и через мгновение вторая пуля попала ему в лицо [696].

Смертельно раненного Нахимова отнесли на его квартиру, где он, не приходя в сознание, скончался через два дня, 12 июля 1855 г. Герой Синопа и Севастополя, один из самых выдающихся флотоводцев России был похоронен в крипте Владимирского собора рядом с Лазаревым, Корниловым и Истоминым. Его имя навечно связано с Севастополем — величественный памятник в центре площади Нахимова напоминает жителям и гостям города о его самоотверженной службе и жертве во славу России.

Эйфория русских после успешного отражения атак союзников на Малахов курган и Редан 18 июня 1855 г. продержалась недолго. Противнику был нанесен чувствительный удар, но стратегическое соотношение сил и транспортные преимущества союзников остались прежними. Ресурсы Российской империи были на пределе, поскольку не имелось возможности перебросить на юг силы, защищавшие Царство Польское и особенно Балтику, которой угрожал флот союзников. Радость русских сменилась отчаянием, когда они поняли, что не в состоянии вечно оборонять Севастополь, — ежедневные потери (убитыми, ранеными и больными) достигали 250 человек. Нахимов погиб, а Тотлебен находился в госпитале в Бельбеке, оправляясь от тяжелых ранений, полученных 18 июня, и уверенность покинула русскую армию. Храбрые командиры желали сражаться до последнего человека, более осторожные указывали, что разумнее было бы оставить южную часть города, чтобы уменьшить потери от артиллерийских бомбардировок союзников. Пока удерживается северная часть Севастополя, город не сдастся врагу. Уже началась подготовка к наведению понтонного моста через рейд, которой руководил главный инженер в штабе Горчакова, генерал-лейтенант Александр Васильевич Бухмейер.

Александр II стремился закончить войну. Для него единственным политически приемлемым вариантом оставалось снятие осады Севастополя посредством наступательной операции; о позорной сдаче города не могло быть и речи. Однако командующий войсками князь М. Д. Горчаков не желал рисковать, вступая в бой с превосходящими силами союзников. В письме русскому военному министру князю Василию Андреевичу Долгорукову от 8 июля Горчаков изложил свои сомнения; в его словах можно усмотреть как реализм, так и пораженчество: «Было бы просто сумасшествием начинать наступление против превосходного в числе неприятеля, главные силы которого занимают, кроме того, недоступные позиции. Первый день я бы двинулся вперед; второй — я бы отбросил неприятельский авангард и написал бы великолепную реляцию; третий день я был бы разбит, с потерею от 10 до 15 тысяч человек, и четвертый день Севастополь и значительная часть армии были бы потеряны» [697].