Эдвард Радзинский - Тираны России и СССР [Распутин. Жизнь и смерть + Сталин. Жизнь и смерть]

«Все, что говорилось плохого про Государыню, исходило теперь от Милицы и Анастасии Николаевны… они говорили о том, что Государыня… психически ненормальна, что она слишком часто видится с Распутиным».

Все поведала царице добрая Аня… И «черных женщин» навсегда отдалили от трона — более Аликс никогда не появится в их доме.

А вскоре генеральша Богданович запишет в дневнике: «Радциг (камердинер Николая II. — Э. Р. ) говорил, что между царем и великим князем Николаем Николаевичем полное охлаждение, как между царицей и женой его Анастасией Николаевной».

С черногорками Аликс рассталась без сожалений — ведь теперь она не была одинока. Она нашла ее — свою Подругу. Свою истинную Подругу.

В марте 1917 года в Чрезвычайную комиссию из сырой тюремной камеры привозили бывшую фрейлину царицы. Следствие пыталось выяснить у нее дворцовые тайны, загадку влияния Распутина. Между тем самой большой загадкой была она сама — Анна Вырубова. Подруга Аликс.

«Недалекая… С трудом сдавшая экзамен на домашнюю учительницу… Ничем не интересующаяся… Трудно понять, какие отношения могли быть у нее с высокообразованной, энергичной царицей…» Таковы многочисленные показания свидетелей о Вырубовой. С этой характеристикой она и войдет в историю.

Между тем достаточно прочитать протоколы ее допросов, чтобы почувствовать, сколь блистательно изворотлива и опасно умна эта женщина. С самого начала следствия она удивительно верно избрала свою роль — ту самую роль наивной, простодушной, недалекой Ани, которую с таким успехом играла в Царской Семье.

Секретарь комиссии, поэт Блок, присутствовавший на допросах, напишет о ней: «Человек в горе и унижении становится ребенком… Вспомни Вырубову. Она врет по-детски».

Что ж, в ее ситуации это была единственно возможная тактика — наивно, открыто лгать, демонстрируя свою детскую беспомощность, глупость и полное непонимание происходившего во дворце. Почти изумленно узнает она от следователя, что, оказывается, ее считали «фанатичной поклонницей Распутина»!

— Так вы утверждаете, что интерес к Распутину у вас был, как ко многим другим в вашей жизни? — возмущается ее ложью следователь Гирчич. — Или все-таки он представлял для вас исключительный интерес?

— Исключительный? Нет! — говорит она очень искренне и, срывая последующие вопросы, вдруг начинает по-бабьи жаловаться: — Жить при дворе, вы думаете, легко? Мне завидовали… Вообще, правдивому человеку трудно жить там, где масса зависти, клеветы. Я была проста , так что за эти двенадцать лет, кроме горя, я почти ничего не видела…

Но следует новый важнейший вопрос:

— Почему вы сожгли целый ряд документов?

— Я почти ничего не жгла, — открыто, как бы беспомощно лжет она, заполнившая пеплом от сожженных бумаг огромный камин во дворце.

Ее обвиняют в том, что она вместе с Распутиным назначала министров, принимала участие в политических играх. И опять она изумляется — они с Распутиным разговаривали только о религии… Ей предъявляют доказательства — ее переписку с Распутиным.

— Почему же люди, не имеющие никакого отношения к политике, интересующиеся только молитвой и постом, находятся друг с другом в переписке политического содержания? — торжествует следователь.

Она только вздыхает и говорит все так же наивно:

— Ко мне все лезли со всякими вопросами…

— Ну лезли, скажем, день, месяц, год; но тут — лезли много лет подряд!

— Ужас что такое! — вздыхает она. — Мне вечно не было покоя от людей!

И после всей этой лжи другой следователь, В. Руднев, допрашивавший Вырубову параллельно с Гирчичем, напишет удивительное: «Ее показания… дышали правдой и искренностью.

Единственным недостатком показаний были ее чрезвычайное многословие и поразительная способность перескакивать с одной мысли на другую». А ведь Вырубова лгала в лицо и ему.

Почему же он так написал?

Вырубова воистину знала людей и сразу поняла разницу между двумя следователями. И выбрала с ними разную тактику. От дотошного Гирчича можно было оборониться только наивностью, глупостью. Руднева, сентиментального провинциала, который так соскучился по человеческому благородству, можно и нужно было сделать своим союзником. И она демонстрирует простодушную преданность падшей Царской Семье, давая понять, что лжет только ради них. Она дает следователю возможность оценить и свое христианское терпение в тюрьме — об этом ее терпении спешит рассказать Рудневу мать Вырубовой…

Впоследствии Руднев вспоминал: «Ее чисто христианское всепрощение в отношении тех, от кого ей пришлось пережить в стенах Петропавловской крепости… это издевательство стражи, выразившееся в плевании в лицо, снимании с нее одежды и белья, сопровождавшемся битьем по лицу и другим частям тела… Нужно отметить, что обо всех издевательствах я узнал не от нее, а от ее матери… Вырубова подтвердила все с удивительной незлобивостью, объяснив: „Они не виноваты — не ведают, что творят“».

При этом она просила следователя не наказывать виновных, чтобы не усугубить ее положения. И даже не выяснив, были ли вообще все эти издевательства, Руднев поверил Вырубовой.

Но свой главный удар она приберегла напоследок. Провинциальный следователь был в курсе того, о чем говорила вся Россия: Вырубова — «наложница царя и Распутина». И как бы заботясь о том, чтобы этот добрый человек узнал о ней всю правду, она настояла на медицинском освидетельствовании. Руднев был потрясен — Вырубова… оказалась девственницей! Теперь он верил ей до конца, он был готов закрыть глаза на «ложь во спасение», которую Вырубова говорила ему в лицо. И он подвел итог:

«Никаким влиянием при дворе она не пользовалась и пользоваться не могла — слишком был велик перевес умственных и волевых качеств императрицы по сравнению с ограниченной, бесхарактерной, но беззаветно преданной и горячо любившей ее Вырубовой».

Так Руднев писал о самой влиятельной женщине России! Бедный провинциал не мог даже подозревать, какие утонченные психологические игры вела его подследственная. Так он влился в многочисленный хор свидетелей, единодушно твердивших во время допросов о «простодушной и недалекой» Вырубовой. Правда, большинство этих свидетелей погибнет после Октября, а «простодушная и недалекая» уцелеет. Подруга царицы сумеет использовать и пролетарского писателя Горького, и вождя революции Троцкого, чтобы вырваться из камеры. А выйдя на свободу, скрываясь в Петрограде, она сумеет наладить переписку с царицей и даже… попытается ее освободить! И сумеет организовать собственное бегство из большевистской России!

Женщина, назначавшая и свергавшая министров, управлявшая порой и стальной волей царицы, умела выглядеть простой русской дурехой. Эта удобная маска давно стала ее лицом.