Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок [калибрятина]

Вездесущая персидская угроза дамокловым мечом нависла над местными династиями, которые соперничали друг с другом на руинах гибнущей державы – поведение, свойственное более мятежным магнатам, а не мудрым правителям. Прибытие Александра Македонского в 332 году, казалось, принесло долгожданное спасение. Недолгое пребывание великого полководца оказало сильное влияние как на Египет, так и на самого Александра. Его преемники Птолемеи пытались вернуть Египту величие былых дней – правда, в отчетливо греческом духе.

Однако нескончаемые междоусобицы Лагидов вместе с пренебрежением Верхним Египтом, колыбелью традиционной цивилизации, стали источником постоянной политической нестабильности, затяжных мятежей в южных областях и в конечном итоге привели к их падению. Последний акт грандиозной египетской трагедии разыгрался на улицах Александрии с участием таких колоритных личностей, как Цезарь, Марк Антоний и Клеопатра. После смерти Клеопатры в 30 году Египет стал римской провинцией. Эпоха фараонов, длившаяся без малого три тысячи лет, завершилась. Глава 19. Разделенная страна Внутренний враг

Вероятно, иногда и простому народу, привыкшему к однообразным заклинаниям правительства, стандартные похвалы фараонов временами резали слух. К моменту смерти Рамзеса XI египетские цари на протяжении более чем полутора столетий бахвалились своими решительными победами над ливийцами. Так, в далеком 1208 году фараон Мернептах приказал высечь на стене храма Амона в Ипет-Суте (Карнак) длинную мемориальную надпись, в которой подробно описывается его убедительная победа над одним из таких вторжений, которое возглавил ливийский князь Мрауийа (Мерия). Спустя три года ливийцы вернулись, и снова египтяне одержали над ними победу, которую, как всегда, запечатлели в очередной надписи.

Однако победы фараонов обеспечили стране мир и спокойствие всего лишь на двадцать лет. Летописцы Мернептаха опустили факт размещения правительством в одном из южных оазисов гарнизона, задачей которого было отражать набеги из пустыни. Солдаты, которыми был укомплектован этот гарнизон, сплошь состояли из ливийских наемников. Иными словами, волкам доверили охранять овчарню.

Победы Рамзеса III (1185–1153) над ливийцами в 1182 и 1176 годах, судя по всему, не были столь блистательны, как нас пытаются уверить в том помпезные надписи того времени. Несмотря на победные настроения, власть осознавала необходимость укрепления храмов на западных берегах Нила – в том числе и знаменитого своими сокровищницами и зернохранилищами «Дома-на-Миллион-лет» самого Мернептаха.

Ливийцы же, которых египтяне вытеснили из Дельты, просто повернули на юг и вторглись в Верхний Египет. Участившиеся при последних Рамзесидах нападения ливийцев на Фивы ясно демонстрировало серьезность их намерений. Рамзес III с гордостью сообщал о тысячах пленных ливийцев, которых он заставил «пересечь реку и привел их в Египет». Пленников поселили в укрепленных фортах («крепостях царя-победителя» [304]), клеймили именем фараона и насильно ассимилировали: «… заставил забыть собственную речь и изменил язык, так что они ступили на путь, по которому прежде не ходили» [305].

Тем не менее процесс слияния чужеземцев с местным населением чаще всего был поверхностным. Ливийцы, в большом количестве проживающие вокруг Файюма и вдоль границы западной Дельты, крепко держались своих обычаев и традиций, формируя внутри местного населения обособленную общину. Проведенная в начале правления Рамзеса V (1146–1142) перепись населения зафиксировала в Среднем Египте большое число людей, носящих неегипетские имена. К этому моменту ливийцы достаточно прочно обосновались в стране. Сменилось одно поколение, и осевшая в центральной Дельте возле города Пер-Хебит (современный Бехбейт эль-Хагар) сильная ливийская община стала причиной серьезного беспокойства властей. Таким образом, в эпоху Рамзесидов Египет незаметно стал страной двух культур, в которой ощутимо возросло влияние этнического меньшинства.

Из всех государственных институтов сильнее всего влияние ливийской миграции ощутила армия. Египтяне имели давние традиции привлечения наемников в свою армию. Поэтому карьерный выбор большинства ливийских переселенцев был вполне очевиден. И во второй половине царствования XX династии ливийские солдаты верой и правдой служили новой родине – будь то служба в отдаленных пустынных гарнизонах или участие в военных кампаниях. Кроме того, некоторые наиболее честолюбивые наемники добились такого положения, что даже могли оказывать влияние на управление страной. Такими были, например, влиятельные военачальники Пианхи и Херихор, которые на исходе правления Рамзеса XI возглавили фиванскую клику.

К 1069 году ливийцы в Египте не только заняли высокие государственные посты, но и были готовы взять управление страной в свои руки. С момента первых ливийских походов миновало двести лет – и вот долина Нила перешла под контроль захватчиков. Причем произошло это не в результате вторжения или вооруженного конфликта, но благодаря дисциплине и выдержке врага внутри самой страны. Так, впервые в истории Египта побежденные стали победителями.

Ливийские узурпаторы правили Египтом в течение четырех веков. Этот драматический зигзаг истории в корне изменил все стороны общественной жизни. Первые чужеземные владыки Египта Херихор (1091–1084) и его зять Смендес (по-египетски Несубанебджед, 1070–1044) не упускали случая подчеркнуть приверженность традиционным египетским верованиям. Но их египетские имена, посвященные Гору и богу-барану Мендеса (Ба-неб-деда), были всего лишь внешней декорацией. А за этой декорацией буйным цветом расцветали неегипетские черты. В прилегающих к Дельте областях, где преобладало ливийское население, местные чиновники открыто носили традиционный ливийский головной убор из перьев, который подчеркивал их этническую принадлежность; племенная знать вернулась к старым титулам. После же захвата ливийскими военачальниками власти ни о какой ассимиляции чужеземцев с местным населением не могло быть и речи, и через некоторое время ливийцы-родители, не скрываясь, начали давать своим детям ливийские имена – непривычные для египетского уха Осорконы, Шешонки, Иупуты, Нимлоты и Такелоты. Тот факт, что целые поколения жителей западной Дельты продолжали считать себя ливийцами, а не египтянами, свидетельствует о высоком уровне этнического самосознания, и даже спустя пять веков этот необычный факт констатировал Геродот.

Кроме появления в официальных записях ливийских имен собственных, мы обладаем и другими фактами внешнего влияния на египетский язык. Со времен Среднего царства письменный язык, на котором высекались каллиграфические надписи на стенах храмов, сохранял классические черты. В отличие от него разговорный язык простонародья прошел долгий путь развития от «чистого» литературного до той точки, где обе формы стали фактически разными диалектами. И если у египетских писцов, обученных классическому среднеегипетскому языку, данное обстоятельство не вызывало проблем, то для наводнивших страну ливийских чиновников и жрецов стало серьезным препятствием. Они полагали, что им достаточно освоить один вариант египетского языка. Как следствие, язык официальных надписей ливийского периода характеризуется преобладанием разговорных форм, упрощенной грамматикой и минимальным словарным составом – что отличает его от высокого стиля господствующего класса.