Владимир Волков - Войны и войска Московского государства

Помимо агентурной разведки у воевод имелись и другие возможности получения сведений об обстановке на сопредельных территориях. В случае перехода границы бежавшими из плена русскими людьми, а также «выходцами» (перебежчиками) — »литовскими людьми» или «запорожскими черкасами» — от них на заставах предписывалось получать информацию о происходивших за границей событиях. Знавших важные и самые свежие секреты («вести скорые») полагалось немедленно «присылать к государю к Москве на подводах». В случае возникновения на рубеже вооруженного конфликта источником информации становились «языки». Всех пленных в наказе, данном в 1632 г. вяземским воеводам Федору Васильевичу Головину и Дмитрию Федоровичу Скуратову, полагалось пытать, чтобы получить точные ответы на следующие вопросы:

• «Для какого умышленья литовские люди посольской договор и мирное постановление нарушили?»

• «По чьему росказанью пришли под Вязьму?»

• «Многие ли люди?»

• «К иным которым городом им не приходит ли?»

• «Где король и королевич?»

• «Хто у них гетманы Коруны Полские и Великого княжества Литовского?»

• «Куды поход чают?»

Все полученные сведения надлежало сообщить в Москву и, смотря «по вестям», на границу направлялась помощь.

Безопасность русских городов находившихся на западном рубеже, становилась особой заботой правительства в военное время. Существовала система мер, призванных обеспечить им должную защиту. Судить о ней можно по сохранившейся наказной памяти воеводам П.И. Шуйскому, В.С. и П.С. Серебряным, назначенным в захваченный в 1563 г. Полоцк. Восстановив разрушенные огнем русской артиллерии укрепления, они должны были наладить в городе надежную караульную и сторожевую службу: «А ведати боярину и воеводе князю Петру Ивановичю Шуйскому ворота Устицкие; а боярину и воеводе князю Василью Семеновичю Серебряному ведати ворота Великие; а боярину и воеводе князю Петру Семеновичю [Серебряному] ведати ворота Софейские; а боярину и воеводе Ивану Васильевичю Шереметеву ведати ворота Богородитцкие: и учинити у них от собя головы с детми боярскими, переменяя из своих полков, и головы стрелецкие с стрелцы, у тех и у всех ворот, и по всему городу росписати, и розверстати детей боярских и стрелцов, посколку в которое место колко пригоже учинити; а на вылазке быти воеводам князю Олександру Ивановичю Прозоровскому с товарыщи. А в остроге Царь и великий князь велел быти Захарье Ивановичю Очину Плещееву, да князю Давыду Васильевичю Гундорову: и воеводам Захарье и князю Давыду в остроге быти, и дела царя и великого князя беречи, и по острогу еженочей голов от собя посылати, и самим того еженочей назирати». Оставленным в Полоцке «бояром и воеводам» было приказано устроить особое караульное помещение («светлицу»), «в котором месте пригоже, а на ночь в светлицу еженочей приезжати бояром и воеводам с своими полки, переменяясь, койждо воевода с своим полком ночюет в светлице; а которая ночь доведетца боярину и воеводе в светлице ночевать, и тому боярину и воеводе ездить возле города, и голов от собя посылати, и по городу с фонарем от собя посылати; да и в светлице ж велети ночевати на всякую ночь по сту человек стрелцов, сотцким стрелецким ночевати в светлице, бояром и воеводам голов посылати и по городу с фонарем самим над ними надзирати, еженочей, переменяясь». От пребывания в «светлице» освобождались лишь главные воеводы П.И. Шуйский и В.С. Серебряной, которых заменяли головы из их полков. «А с фонарем ходити по городу безпрестанно: впервые пойтить голове с фонарем, от боярина и воеводы от князя Петра Ивановича Шуйского; а как обойдет голова с фонарем от боярина и воеводы князя Петра Ивановича Шуйского, и той голове с фонарем от боярина и воеводы, которому ночь доведетца, ночевать в светлице; и всем бояром и воеводам держати в городе береженье великое». Подробно были расписаны обязанности городничих — Василия Головина и Василия Замыцкого, от которых требовалось не только «ходити с фонарем по ночем, переменяясь, по всем сторожем», но и «замыкать город <���…> переменяясь самим; а ключи сбирать к городничим к Василью Головину да к Василью Замытцкому». Проверив караулы и закрыв ворота, они относили ключи «к боярину и воеводе ко князю Петру Ивановичю Шуйскому». В ведении городничих находился «наряд» — «пушки и пищали, по всему городу и по острогу, и зелья, и ядра», а также полоцкие пушкари и воротники.

Ближние подступы к Полоцку прикрывали сторожи, которые воеводы высылали «по дорогам, по Виленской, и по Березынской, и по Витепской, держати, в которых местех пригоже, верст по пяти, и по шти, и по десети от города». Тогда же, в качестве превентивной меры, русскими властями были разоружены коренные жители Полоцка. Воеводам предписывалось созвать их и «заповедь учинити, чтоб у них ни у какого человека ратного оружья не было, а у кого сведают или вымут, и тем быти в великой опале и в казни».

Несмотря на настойчивые требования командования об укреплении обороны городов, местные власти не всегда добросовестно относились к своим обязанностям. Их упущения не раз заканчивались самым трагическим образом. Так, в 1577 г. в результате неожиданного нападения поляки овладели замком Венден, в апреле 1590 г. отрядом черкас под командованием атаманов Дениса Селенского, Барана и Гусака был разграблен Воронеж и убит местный воевода князь И.А. Шебановский-Долгоруков, неосмотрительно впустивший днепровских казаков в крепость. В 1617 г. бежали из Вязьмы, оставив ее врагу князья Петр Пронский и Михаил Белосельский, в 1633 г. из-за небрежности воеводы Ивана Колтовского черкасы «на Волуйке изгоном город взяли, и людей многих побили, и языки поимали». С провинившихся военачальников строго взыскивали. Они должны были помнить о 61 ст. Судебника 1550 г. по которой «градскому здавцу» грозила смертная казнь. Впрчем, в большинстве случаев, за подобные провинности карали не так строго. Сдавшие в 1562 г. Тарваст воеводы Тимофей Матьяс Кропоткин, князь Неклюд Путятин и Григорий Еремеевич Большой Трусов были разосланы «по городом в тюрьмы, а поместья их и вотчины велел государь взять и роздать в роздачю», упоминавшиеся выше вяземские воеводы П. Пронский и М. Белосельский за малодушие также лишились поместий и вотчин, подверглись наказанию кнутом и ссылке в Сибирь. За более мелкие упущения воевод отчитывали, не стесняясь в выражениях, подобных отповеди, направленной оплошавшему воеводе Якову Милославскому в город Сапожок 1 августа 1623 г. Царь Михаил Федорович, возмущенный его упущениями, писал: «И ты дурак безумной, худой воеводишка! Пишешь к нам, что татарове к Сапожку приходят, и людей побивают и в полон емлют, а про то к нам подлинно не пишешь, в татарский приход сторожи у тебя и подъезды были ль, и для чего татары безвестно приходят, и для чего в те поры к нам не писал, как татары к Сапожку пришли?». Приведенный случай относится к южному участку русской границы, однако наглядно передает отношение властей к лицам, не сумевшим наладить оборону вверенного им города и уезда. Более непримиримо в Москве относились к воеводам, пытавшимся обмануть государя и его бояр. Примером тому служит дело бежецкого воеводы Максима Семеновича Языкова, предоставившего ложные сведения об отражении в 1618 г. литовского набега. Его сообщение о неприятельских действиях и о том, что «буто приходили литовские люди к городу (Бежецкому Верху. — В. В .), и приступали, и он де отсиделся, и литовских людей побил», опровергли служившие под его началом голова князь Андрей Иванович Морткин и Завьял Михайлович Милюков. В ходе проведенного в 1621 г. следствия их показания полностью подтвердились. В наказание за преднамеренный обман Михаил Федрович велел наказать провинившегося воеводу батогами «нещадно», «да жалованья у нево велел убавить».