Гай Аноним - Вокруг Апокалипсиса. Миф и антимиф Средних веков

— Высказывался также и о девственности Марии, и сказал, что невозможно, чтобы дева родила, смеясь и издеваясь над этим верованием людей...

— Во время заключения он по всякому случаю произносил ужаснейшие кощунства и больше двадцати пяти раз показывал кукиш небу, говоря: «Получай, пес, злодей, ...козел!» (В оригинале непереводимое ругательство: becco fottuo.) А иногда, ночью, едва проснувшись, он кощунствовал ужаснейшим образом, называя Христа указанными словами, и иногда добавлял, что Бог — предатель, так как плохо правит миром.

Взятые произвольно пятнадцать пунктов из доносов и протоколов трибунала — это лишь мизерная часть зафиксированных документально свидетельств. С таким выдающимся багажом путь был только один — на костер.

Отрицание Святой Троицы, девственности Марии, Пресуществления, совершенно возмутительное заявление о том, что «Христос грешил», откровенные богохульства, отрицание Библии вместе с учением Святой Матери-Церкви.

И, разумеется, магия — Христос был магом, апостолы тоже маги, Моисей, само собой, маг (как и фараон), крест — это символ Изиды — христиане, оказывается, украли и испортили истинный египетский крест.

Как венец этому всему — неизбывная, сжигающая гордыня: только он, Бруно, посвящен во все тайны мироздания, куда там Фоме Аквинскому или святому Иерониму, которых он постоянно называл «ослами».

Бог, по мнению Бруно, «плохо правит миром» — из чего следует, что Ноланец лучше знает, как это делать, а значит, уравнивает себя с Творцом?

Аллегория смертного греха гордыни. Гравюра Якоба Мэдхема, Нидерланды, 1585 г.

За такие словеса и в нынешние-то вегетарианские времена христианин, будь он католик или православный (не говоря уже о рукоположенном священнике любой апостольской конфессии!), может схлопотать анафему и отлучение от церкви. Что же говорить о XVI веке, где к подобным речениям относились с полной серьезностью?

Венецианская инквизиция терпеливо вела допросы, сравнивала показания, протоколировала. Бруно на допросах оправдывался, пытаясь увести следствие в сторону — был велеречив, сыпал схоластическими терминами, подменял тезисы, заявлял, что «его неправильно поняли», изощренно вилял и разводил многословную демагогию. Однако им занимались профессионалы — опять же, не обычные ученые монахи, а лично епископ Венеции, папский нунций города и Pater Inquisitor, то есть глава местной инквизиции.

Из мифа о «великом ученом» мы помним, что якобы обвинения строились исключительно на теории Коперника и гелиоцентризме, но, почитав протоколы Священного трибунала, выясняем, что это совершенно не так — лишь в нескольких пунктах упоминается «множественность миров», основной же массив документации посвящен богословию и, конечно же, магии.

В конце июля 1592 года венецианское следствие заканчивается, причем вполне безобидно — Бруно падает на колени перед Священным трибуналом и произносит: «...Я смиренно умоляю Господа Бога и вас простить мне все заблуждения, в какие только я впадал; с готовностью я приму и исполню все, что вы постановите и признаете полезным для спасения моей души. Если Господь и вы проявите ко мне милосердие и даруете мне жизнь, я обещаю исправиться и загладить все дурное, содеянное мною раньше».

Из чего следует: заблуждения (ереси) он признал, раскаялся, готов встретить свою участь и рассчитывает на снисхождение. Эти слова были тщательно занесены в протокол и дошли до нашего времени.

Очень хорошо — в таких случаях обвиняемые относительно легко отделывались, вспомним недавний пример с Галилеем. Максимум, что грозило Джордано Бруно после признания вины, — ссылка в отдаленный монастырь, покаяние на хлебе и воде, а в самом неприятном случае — длительное заключение в тюрьме.

Однако от судьбы не уйдешь. Поскольку дело рассматривалось в наиболее высокой инстанции Венецианской республики, бумаги (скорее всего, с уже готовым приговором) отослали в Рим на утверждение — местная инквизиция явно пребывала в сомнениях.

В середине сентября из Ватикана внезапно приходит грозная бумага с внушительными печатями и подписями: незамедлительно выдать Джордано из Нолы папской инквизиции для продолжения расследования.

Через несколько месяцев, пока утрясались бюрократические вопросы, Бруно перевозят в Рим, где им вплотную начинают заниматься столь высокопоставленные персоны, как кардинал Беллармино.

Означало это лишь одно: Апостольский престол увидел в Бруно или немалую опасность, или доселе неизученный, не встречавшийся прежде феномен. А возможно, то и другое совокупно.

Что происходило дальше, мы не знаем — сведения крайне отрывочны, документы по делу отсутствуют (или еще не рассекречены Ватиканом). Но срок заключения в Риме превосходил все разумные пределы, шесть с небольшим лет. Реконструировать ход процесса над Джордано Бруно мы не можем, а имеющиеся косвенные данные (например, письма обращенного в католицизм протестанта Гаспара Шоппа) не дают полной картины — якобы римским теологам несколько раз удавалось убедить Бруно в ложности его идей, но он или переназначал сроки торжественного «отречения от ересей», или вновь начинал отстаивать свою точку зрения, отчего диспуты приходилось начинать сначала.

Как было сказано выше, восемь пунктов обвинения, по которым был вынесен смертный приговор, нам неизвестны. Остаются предположения, из которых наиболее верными представляются три пункта.

1. Впадение в язычество — то есть герметическая теория Бруно об «одушевленности» всего сущего, планет, светил и материи и, как следствие, отрицание Господа Бога как Творца и Вседержителя. Для язычника дохристианской эпохи весь материальный мир был так же одушевлен: созвездие такое-то — это нимфа такая-то, у каждого водопада, камня, дерева или горы есть свой дух-покровитель и т. д. Фактически Бруно излагал ровно то же самое, только более изощренным языком.

2. Манихейские и неокатарские мотивы. Двойственность истины — от разума и от веры, примат духа над изначально грешной и сотворенной во зло материей. Сиречь телесное воплощение Христа однозначно является злом. Манихейство еще со времен альбигойских войн считалось гнуснейшей и опаснейшей ересью, а если оно входило в «религиозную миссию», в которую искренне верил Джордано Бруно, готовившийся нести через нее «свет истины», то приговор не мог стать иным.

3. Повторное впадение в ересь после раскаяния и отречения от заблуждений: такое не прощалось никогда.

Сожгли этого «жонглера и непоседу» 17 февраля 1600 года в Риме, на Кампо дей Фьори. После чего про Бруно люди накрепко забыли на двести пятьдесят лет — нет никаких свидетельств о том, что его книги и учение хоть как-то повлияли на дальнейшее развитие науки, философии и даже герметики. Нет ни единой гравюры и ни одного рисунка, запечатлевших сожжение, прижизненных портретов Бруно не сохранилось, а современные изображения мы принципиально и сознательно не приводим: много чести.