Сборник - Крестовый поход на Россию

После разгрома альпийского корпуса на советско-германском фронте не осталось боеспособных итальянских дивизий. По приказу немецкого командования 1 февраля итальянская армия покинула свой сектор, а остатки разбитых дивизий направились пешим порядком в зону реорганизации, к северо-востоку от Киева. По официальным данным итальянского Генерального штаба, с 11 декабря 1942 года по 31 января 1943 года итальянская армия на советском фронте потеряла убитыми, пропавшими без вести и пленными 84 830 человек, 29 690 ранеными и обмороженными. Это равнялось 60% офицерского и 49% рядового состава армии до начала наступления 91 .

Возвращение

В Италии мало кто знал о том, что происходит под Сталинградом и на Дону. Гитлеровцы, как всегда, старались скрыть от итальянцев свои неудачи. «Гитлер хочет закончить битву за Сталинград, – говорил Геринг Муссолини в конце октября 1942 года. – Это, видимо, произойдет в ближайшие восемь дней, поскольку уже сейчас 8/10 города находится в руках немцев… Тогда в этом районе прекратятся бои на Волге» 92 .

Газеты продолжали писать об успехах «непобедимой немецкой армии» и «героизме итальянских легионеров». Недельная сводка разведывательного отдела Генерального штаба с 16 по 23 декабря 1942 года гласила: «В положении на фронте, удерживаемом итальянской армией, не произошло существенных изменений. Вследствие этого графическое изображение линии фронта опускается» 93 .

Письма с фронта продолжали приходить еще в течение нескольких месяцев после того, как их авторов уже давно не было в живых. Лишь небольшая группа лиц из окружения Муссолини знала более или менее точно о том, как на самом деле обстояли дела. «Ужасное Рождество 1942 года. – записал в своем дневнике итальянский посол в Берлине Д. Альфьери. – Драма в России не оставила никаких сомнений в неизбежности поражения и того, что это будет означать для Италии». Через несколько дней он отмечал: «Начало разгрома рейха носит название «Сталинград».

Чиано, который с самого начала войны против Советского Союза проявлял скептицизм, осенью 1942 года начал заносить в дневник отрывки из донесений турецкого посла в Советском Союзе Зорлу, которые перехватывала итальянская военная разведка. Он отмечал, что, по словам турецкого дипломата, несмотря на тяжесть войны, не наблюдается никаких признаков ослабления «внутреннего фронта» и Россия продолжает оставаться сильной. По мнению дипломатического корпуса, писал Зорлу, акции оси падают. Единственно, на что жаловались иностранные дипломаты, находившиеся в то время в Куйбышеве, это на недостаток развлечений, которые они компенсировали усиленным пьянством 94 .

Несмотря на то что Муссолини все еще продолжал верить в мощь немецкой армии, он раньше своего партнера по оси отметил поворот в ходе событий на Востоке и пришел к определенным заключениям, тем более что Сталинградская битва совпала по времени с поражениями войск оси в Северной Африке.

Поскольку Муссолини считал, что непосредственная опасность Италии угрожает с юга, он попытался склонить Гитлера к сепаратному миру с Советским Союзом, что дало бы возможность сконцентрировать усилия фашистского блока на Средиземном море и на Западе. Впервые он заговорил об этом в ноябре 1942 года, во время беседы с немецким военным атташе Рентиленом. Когда в начале декабря в Рим приехал Геринг, Муссолини возвратился к этой теме. В записи, сделанной самим Муссолини, говорилось: «Дуче выражает мнение, что тяжелая война против России должна быть теперь так или иначе окончена. Если бы сейчас было возможным добиться второго Брест-Литовска, а это можно было бы сделать, предоставив территориальные компенсации России в Центральной Азии, то нужно было бы создать оборонительную линию, которая парализовала бы всякую инициативу противника, отвлекая минимальные силы оси» 95 .

Для того чтобы убедить Гитлера в необходимости подобной попытки, Муссолини стал настаивать на личной встрече с ним. Однако Гитлер не спешил. Он понимал, что поражение под Сталинградом ставит его в невыгодное положение, и ждал улучшения обстановки. Все же 6 декабря 1942 года немецкий посол в Риме передал Муссолини приглашение с указанием, что встреча произойдет в Клесхейме. 15 декабря, в разгар приготовлений, из Берлина прибыла новая телеграмма: Гитлер сообщал, что положение на фронтах не позволяет ему отлучаться из ставки, и предлагал вместо запланированной встречи прислать к нему в Восточную Пруссию Чиано и Каваллеро. Гитлер не сообщал о повестке дня, а указывал только, что «переговоры будут очень важными и закончатся в несколько дней».

Это означало, что Гитлер стремился избежать обсуждения общеполитических вопросов. В предыдущие дни он несколько раз высказывал в адрес итальянцев самые нелестные оценки. «С итальянцами мы никогда не добьемся успеха», – говорил он. Теперь он хотел изучить способность Италии к сопротивлению. Для этого ему вполне достаточно было видеть министра иностранных дел и начальника Генерального штаба. Не имея выбора, Муссолини согласился.

Через день после получения телеграммы поезд с Чиано, Каваллеро и немецким послом в Риме Макензеном уже катил на север. О настроении, царившем во время путешествия, пишет барон Ланца, присоединившийся к свите Чиано в Берлине: «Шикарный состав: Чиано, Макензен и Каваллеро имеют по отдельному вагону… Во время остановок в одно мгновение устанавливается связь с Римом. Но Риму нечего нам сказать, …не думаю, чтобы и у министра были какие-либо важные соображения для передачи в Рим. Его блестящие и развлекательные эскапады поразительно пусты и однообразны. Любимая тема – немцы. Он забавляется тем, что говорит про них всякие гадости. Макензен, видимо, привык к этому и с молчаливым достоинством игнорирует более чем прозрачные намеки. Каваллеро не показывается. Чиано, когда упоминает о нем, говорит: «Этот коротконогий дурак». Дурак один, дурак другой. Немцы – идиоты, немцы – кретины и так далее… Под звуки подобных фраз наш поезд медленно двигался к пункту назначения» 96 .

Чиано не знал повестки дня предстоящих переговоров. Со своей стороны, он имел лишь одну ясную директиву: изложить Гитлеру предложения Муссолини о сепаратном мире с Советским Союзом. В краткой записи инструкции Муссолини выглядели следующим образом: «Если мы не хотим войны на два фронта, то необходим, если возможно, Брест-Литовск. Если это невозможно, то по крайней мере – стабилизация Восточного фронта. Отвод наиболее боеспособных соединений оси. Война с Россией бесцельна. Посмотреть, нет ли возможности добиться вступления Японии» 97 .

В то время как комфортабельный поезд Чиано пересекал Германию, две трети итальянской армии на Дону уже было разбито, и солдаты начали свой марш по заснеженной равнине. Ни Чиано, ни начальник Генерального штаба ничего об этом не знали. Но ставка Гитлера была хорошо информирована и посланцам Муссолини оказали такой прием, который заставил Чиано не только оставить свой легкомысленный тон, но и забыть о важности миссии, с которой он прибыл. Вот как рассказывает об этом маркиз Ланца: «Чиано сразу же направился к Гитлеру, а мы стали налаживать связь с Римом. Когда мы присоединились к свите Чиано в небольшом деревянном домике фюрера, то все они выглядели страшно возбужденными и растерянными. Их буквально атаковали немцы, которые были в ярости от положения на Восточном фронте. Они обвиняют наши дивизии в том, что те бежали сегодня ночью, поставив под угрозу войска под Сталинградом. Мы сразу поняли, почему Риббентроп и его окружение встретили нас так мрачно. Чиано вернулся к нам только через несколько часов. «Положение очень серьезно», – сказал он. Сам фюрер просил его позвонить Муссолини, с тем чтобы тот обратился к итальянским войскам с торжественным призывом прекратить отступление». Атмосфера была такая, что казалось, нас с минуты на минуту отправят в военный трибунал, заключает Ланца 98 .