Амиран Урушадзе - Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону

Никита Белогорохов держался мужественно, как и положено настоящему вольному казаку. Судьям заявил, что изменником себя не считает и вины не признает. Независимость и смелость особенно злили судейских чиновников, всегда стремившихся уловить малейшее дуновение с начальственных высот. Не оставила твердость духа и Фоку Сухорукова, обвиненного в организации вооруженного сопротивления законной власти. Эти двое были признаны судом главными виновниками побега донских казаков с Кубани и последующих волнений на Дону. Белогорохова приговорили к 50 ударам плетьми, Сухорукову назначили на двадцать меньше. Кроме плетей их ожидала каторга за Байкалом, в далеком Нерчинске. Остальные казаки, по мнению судей, «зла и разврата учинили менее», а «в допросах своих говорили с признанием и раскаянием», что для обвинителей было еще важнее.

Наказать казаков-беглецов решили показательно, на глазах у других донцов. 10 июня 1793 года закованных в цепи Белогорохова и Сухорукова под сильным караулом повезли из Петербурга на Дон в крепость Дмитрия Ростовского. К вечеру 9 июля казаков доставили к месту экзекуции. Здесь они пробыли больше месяца. Власти готовили публичную расправу, рассылали приглашения на казнь. От каждой казачьей станицы затребовали по два представителя.

Наконец 12 августа все было готово. На глазах у 183 казаков Белогорохов и Сухоруков получили назначенные удары плетью. Еще кровь не запеклась на спинах, а казаков уже везли в Нерчинск.

Расправа над Белогороховым и Сухоруковым должна была показать казакам, что сопротивление бессмысленно. Имперское правительство не собиралось отказываться от переселенческих планов. Но замысел несколько изменился. Если до побега с линии казаков Белогорохова начальство намеревалось навсегда оставить на Кубани шесть донских полков, то теперь планировалось устроить переселение «по древнему донскому обряду». Это значило выбрать переселенцев случайно, по жребию. Определить казаков-мигрантов поручалось самим донцам на станичных сборах, но это была только игра в демократию.

Чтобы избежать переселения, старшины и богатые казаки стали манипулировать решением станичных сборов или нанимать вместо себя «добровольцев». В самом невыгодном положении оказывались казаки без лишних средств и широких связей. Почти все они были обречены отправиться на Кубань. Ведь переселить собирались 3 тысячи казаков, а всего в донских станицах в это время находилось немногим более 9 тысяч. Если учесть, что отправлять на кавказскую службу следовало только «здоровых, исправных воинским оружием и дву конь», то таких на Дону и вовсе было только 5832 человека.

Неудивительно, что казачьи станицы заволновались: изгоняли старшин, посланных атаманом для вручения грамот о переселении, отказывались проводить жеребьевку, подвергали некоторых старшин и офицеров обструкции. Так, полковник Степан Леонов вынужден был спасаться от казаков Семикаракорской станицы, которые, «подняв шум, кричали, чтоб грамоту не принять и не читать да из казаков на поселение не дать, выговаривая при том… ему, Леонову, поди ты сам на Кубань, а мы туда итти не желаем». В некоторых станицах местные атаманы, не в силах унять ропот, сложили полномочия, сдав восставшим инсигнии атаманской власти — станичную печать и насеку (длинную деревянную трость с серебряным шаровидным навершием). На их место избирались казаки из числа недовольных переселенческим произволом.

Нижне-Чирская станица не приняла грамоту, посланную с майором Севостьяновым, и просила «об избавлении от этого наряда». Казаков, которые подчинялись требованиям власти, публично поносили. Карп Денисов принял грамоту о наряде, и уже на следующий день у его дома собрались несколько десятков казаков, которые «скверно матерно» ругали донца-лоялиста и его жену, слышались и угрозы расправы. Денисова заставили разорвать грамоту и дать обещание не принимать от правительства никаких бумаг о поселении казаков на Кавказской линии.

Схожим образом события разворачивались в Пятиизбянской, Есауловской, Кобылянской, Голубинской, Сиротинской, Мигулинской, Каменской, Верхне-Курмоярской и других станицах.

В начале января 1794 года в Пятиизбянской станице собралась благонамеренная казачья старшина для чинного принятия грамоты и составления отписки о готовности выполнить наказ начальства на поселение. Но этому воспротивились станичники. Группа недовольных штурмом взяла дом, где проходило собрание. Двух лоялистов «прибили в полусмерть», а остальных посадили под замок. Старшину били плетьми, а после побега станичного атамана Варлама Денисова избрали на его место другого. Верные Иловайскому казаки прятались в «потаенных местах» и просили Черкасск о помощи.

Не приняла наряд на поселение и Есауловская станица. Полковнику Янову казаки заявили, что послали в Черкасск своих представителей с просьбой к войсковому правительству отменить наряд на Кавказскую линию; они были уполномочены заявить, что казаки не примут никаких грамот до возвращения «посольства». Черкасск отказался отменить наряд на кавказскую службу — с такой неутешительной вестью вернулись посланцы в Есауловскую. Войсковое правительство уверяло казаков, что наряд на кавказскую службу — это высочайшая воля государыни императрицы и атаман не в силах его отменить.

Но и это не заставило донцов подчиниться: «Закоснев в своем упорстве, решительно отозвались, что к наряду тому не прежде приступят, как в то время, когда достоверно осведомятся, что все низовые станицы оный сделали», — отмечено в официальных войсковых документах.

Между верховыми и низовыми донскими казаками с течением времени сложились непростые взаимоотношения, которые отличались конкуренцией и взаимной подозрительностью. Одним из первых эту своеобразную донскую междоусобицу описал российский этнограф и правовед Михаил Харузин. В его книге «Сведения о казачьих общинах на Дону», опубликованной в 1885 году, сказано: «Донских казаков еще исстари принято разделять на верховых, населяющих северные округа Области (Область Войска Донского. — А. У. ), и низовых, живущих в низовьях Дона и вообще на юге. Разграничительной черты, резко отделяющей тех от других, указать невозможно, но если сравнить северные и южные части Области, то различие в их произношении, нравах, жилище, одежде окажется весьма значительным… Сравнительно более развитые низовцы имели всегда перевес над обитателями северных частей Области и считались старшими, так что в 1592 году низовые казаки громко выражали свое неудовольствие царскому послу Нащекину на то, что в грамоте царской „писано наперед — атаманам и казакам верховым“. Получая много добычи, низовцы всегда любили жить роскошно и щеголять своими одеждами перед небогатыми верховцами, отличавшимися скромностью и простотой в образе жизни. Как это было в старину, так осталось и в настоящее время».