Сергей Беляков - Весна народов [Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой]

Крым при правительстве генерала Сулькевича стал даже в большей степени германским протекторатом, чем Украинская держава гетмана Скоропадского. Немецкий стал одним из трех государственных языков в Крыму наряду с русским и крымско-татарским.

Правда, атрибутов независимого государства у Крыма было все же меньше, своего дипломатического представительства за рубежом он не имел. Если Украинская держава формально была независимым, признанным многими странами государством, то настоящее и будущее Крыма оставались неопределенными. Его отношения с Украиной оказались очень сложными. Граница между Крымом и Украиной была прозрачной, чиновники гетманского правительства ездили отдыхать в Крым, как в свою провинцию. Но на объединение с Украиной Сулькевич не соглашался, хотя Украина прибегнет даже к экономическим средствам воздействия: будет ограничивать ввоз зерна в Крым.

А Черноморский флот немцы уже считали своим трофеем. Они только раздумывали, что с этим трофеем делать. Взять себе? Отдать часть кораблей туркам или все же украинцам? В любом случае немцы собирались сами решить этот вопрос, не спрашивая ни Киев, ни Севастополь, ни Москву.

Когда командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Саблину стало ясно, что немцы могут просто захватить корабли или передать их туркам, он принял решение уйти в Новороссийск хотя бы с частью сил. Два новейших линейных корабля — «Воля» (бывший «Император Александр III») и «Свободная Россия» (бывший «Императрица Екатерина Великая») в сопровождении миноносцев вышли в море. Курс взяли на Новороссийск. Оставшиеся в Севастополе подняли украинские флаги. Однако немцы уже 3 мая 1918 года заставили их эти флаги спустить. Впервые в истории над Черноморским флотом подняли флаги германские. Немцам досталось 7 линкоров (устаревших), 3 крейсера, 12 эсминцев, 15 подводных лодок и даже три вспомогательных румынских крейсера, которые стояли тогда в Севастополе.

Дальнейшая судьба кораблей, ушедших в Новороссийск, советскому человеку известна хотя бы по пьесе Александра Корнейчука «Гибель эскадры», а современный читатель, скорее всего, заглянет в русскую «Википедию». Любители серьезных научных исследований откроют монографию Александра Пученкова «Украина и Крым в 1918 — начале 1919 года».

Новороссийск становился главной военно-морской базой лишь в силу суровой необходимости. Дело в том, что Цемесская бухта пригодна для стоянки флота только с марта по ноябрь. С ноября по март здесь случаются штормы, вызванные знаменитой борой — сильнейшим северо-восточным ветром, что «рождается где-то в плешивых, облезших горах около Новороссийска, сваливается в круглую бухту и разводит страшное волнение по всему Черному морю. Сила его так велика, что он опрокидывает с рельсов груженые товарные вагоны, валит телеграфные столбы, разрушает только что сложенные кирпичные стены, бросает на землю людей, идущих в одиночку» [1039] Куприн А. И. Листригоны // Собр. соч.: в 6 т. Т. 4. С. 509. . На море бора вызывает жестокий шторм, иногда даже настоящий ураган. Так что эскадра вице-адмирала Саблина в лучшем случае обрела бы там временную стоянку.

Боевой силы эта эскадра уже не представляла. Многие матросы дезертировали, еще в Севастополе с кораблей украли все, что можно было украсть и продать на базаре. Не хватало топлива и продовольствия. «Настроение у всех было подавленное, безнадежное, как у родных смертельно больного человека», — вспоминал большевик Г. Сапронов, комиссар эсминца «Капитан Сакен» [1040] Пученков А. С. Украина и Крым в 1918 — начале 1919 года. С. 134. .

Но потенциально это была грозная сила. В Новороссийске стояли 10 эсминцев и миноносцев и два линкора типа дредноут. Дредноут — мощнейший корабль, огневая мощь его была сопоставима с небольшой эскадрой: 12 орудий главного калибра (305 мм) и еще 20 орудий калибра 130 мм. Скорость — 21 узел, для такой махины — очень высокая, на уровне новейших английских и американских дредноутов.

Немцы потребовали от советского правительства незамедлительно вернуть корабли в Севастополь. Отказ мог означать денонсацию Брестского мира и войну, которая ничего доброго большевикам не сулила. Совнарком отдал официальный приказ новороссийской эскадре вернуться в Севастополь. Одновременно поступил и тайный приказ Ленина и Троцкого: затопить корабли. Но привести его в исполнение оказалось нелегко. Офицеры и матросы были возмущены этим приказом. Вице-адмирал Саблин уехал в Москву, надеясь открыть глаза большевикам, убедить их сохранить флот. Однако по прибытии в столицу он был арестован чекистами.

Когда назначенный комиссаром Черноморского флота большевик Николай Авилов-Глебов передал приказ затопить корабли, матросы едва не сбросили его за борт. Комиссар и приехавший вместе с ним матрос Иван Вахрамеев (заместитель самого наркомвоенмора товарища Троцкого по морским делам) уехали из Новороссийска на станцию Туннельная и не смели появляться перед матросами. Даже из своего штабного вагона они выходить опасались, хотя у комиссаров была большая охрана.

Местная советская власть (правительство Кубано-Черноморской республики) под руководством Яна Васильевича Полуяна тоже была категорически против уничтожения флота. Тогда из столицы уговаривать матросов приехал еще один комиссар — Федор Раскольников. Его настоящая фамилия — Ильин, он потомок Дмитрия Ильина, одного из величайших героев в истории русского военно-морского флота. В 1770 году во время сражения в Чесменской бухте Дмитрий Ильин сумел поджечь своим брандером (судном-бомбой) турецкий корабль. Пожар перекинулся на другие корабли и привел к полному уничтожению всей турецкой эскадры.

Потомок русского героя тоже был личностью неординарной. За свою жизнь он много успеет. Будет командовать флотилией на Волге и флотом на Балтике. Получит два ордена Красного Знамени. Станет одним из первых советских дипломатов и окончит свою жизнь за границей как один из первых невозвращенцев и диссидентов.

В 1918-м карьера Раскольникова была на подъеме. В отличие от многих старых большевиков, что жили скромно, даже аскетично, Раскольников-Ильин уже тогда умел и любил пользоваться возможностями, которые дает человеку власть. По свидетельству Осипа Мандельштама, Раскольников со своей женой, знаменитой большевичкой Ларисой Рейснер, «жили в голодной Москве по-настоящему роскошно: особняк, слуги, великолепно сервированный стол…» [1041] Мандельштам Н. Я. Воспоминания. М.: Вагриус, 2006. С. 133. . Петроградская квартира Федора Раскольникова и Ларисы Рейснер была еще роскошнее: «Она жила тогда в Адмиралтействе: три окна на Медного всадника, три — на Неву. Домой она отвезла меня на своей лошади», — вспоминала Анна Ахматова, которая была тогда «нища, голодна, спала на досках — совсем как Иов» [1042] Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. С. 83. .