Александр Сегал - История эпидемий в России. От чумы до коронавируса

Полицейские чиновники не менее 2 раз в день были обязаны осведомляться в домах, нет ли больных, и смотреть, чтобы «не собирались жители толпами, не пьянствовали, не выходили на двор или на улицу босиком или в одних рубашках, чтобы с 7 часов вечера никто не ходил по улицам, кроме назначенных служителей».

По мере распространения холеры вся Европейская часть России покрылась густой сетью оцеплений и карантинов. Всякое сообщение даже между близлежащими городами было фактически прервано.

В сентябре 1831 г. Н. В. Гоголь писал из Петербурга в Царское Село В. А. Жуковскому: «… карантины превратили эти 24 версты в дорогу из Петербурга до Камчатки» [525].

Выезд из пораженных болезнью мест разрешался только после 14-дневного пребывания в карантине. Все находящиеся на карантине ежедневно обмывались раствором хлорной извести, а их платье после обливания этим раствором еще окуривалось и проветривалось.

Сохранилось интересное описание холерного карантина того времени, сделанное одним врачом Воронежской губернии: «Среди степи стоит станционный дом и больше ничего. Две комнаты назначены для больных, две для сомнительных. На дворе большая конюшня, устланная соломой, в ней помещается чернь, следующая в казацкие станицы. Жизнь здесь скучная, приготовить что-нибудь и нечего и некому» [526].

Оцепление и карантины ложились тяжелым бременем на население. Нарушались сложившиеся веками экономические связи, подвоз хлеба в центральные губернии почти прекратился. Стоимость продуктов питания в оцепленных местах значительно возросла. Крестьяне, жившие отхожими промыслами, вынуждены были сидеть дома и голодать.

В то же время карантины далеко не всегда оправдывали свое назначение. Людей, посаженных в карантин, обмывали, окуривали, строго берегли от болезни, но они терпели нужду в пище и часто голодали. Крестьяне и горожане, посаженные в карантин, бросали в нем свой скарб и разбегались, разнося болезнь все дальше и дальше.

Само карантинное начальство часто сквозь пальцы смотрело на свои обязанности. Вот как, например, описывает нравы, царившие в карантинах, один из современников: «Когда мы приехали на границу своей губернии и остановились ночевать в карантине, то одна из наших женщин почувствовала припадок холеры. При пособии добрых людей бывших при карантине земского исправника и советника губернского правления, кажется, и доктора, ей оказали возможную помощь. И хотя по правилам карантина следовало задержать нас, но по знакомству нас решили отпустить» [527].

Мимо карантинов пропускали, очевидно, не только «по знакомству». После прекращения холеры в 1830 г. в суды поступала масса жалоб на чинов карантинной стражи, злоупотреблявших своим положением и пропускавших через оцепления за некоторую мзду.

Распространение холеры сопровождалось невероятной паникой, охватившей все сословия государства. Все, кто мог, бросали города и бежали в деревню.

Начались холерные бунты, вызванные чрезмерным тупым усердием и самоуправством царских чиновников и полицейских. В наспех созданные холерные больницы помещали больных совершенно без разбору. Очевидцы рассказывали, что «…достаточно было быть под хмельком или присесть у ворот, у забора, на тумбу, чтобы, не слушая никаких объяснений, полицейские хватали и отвозили в больницу, где несчастного ожидала зараза – если он был здоров и почти неизбежная смерть, если он был болен…».

Холерные бунты жестоко подавлялись правительством, но существенных мер к облегчению положения населения не принималось. Не хватало ни врачей, ни средств для ухода [528]. Смертность от холеры была очень высокая и доходила в 1830 г. до 53 %.

«Все пришло в какой-то хаос, все смешалось: бестолковая сутолка, неурядица, хищение и голод царили по всей южной России, заставляя страдать еще больше пораженный всеобщим бедствием народ и давая возможность нечестным, мелким спекулянтам набивать карманы, пользуясь народной бедой» [529].

Врачи самоотверженно боролись с эпидемиями холеры, и многие из них стали жертвами этой болезни. Так, в 1831 г. заразился и умер от холеры член медицинского совета при Центральной комиссии известный отечественный ученый Матвей Яковлевич Мудров. Однако оказать сколько-нибудь действенную помощь населению врачи не имели возможности. Все же ими собрано много ценных эпидемиологических наблюдений. Именно в отечественной медицине впервые в мировой науке была четко сформулирована мысль о заразительности холеры и значении людей в ее распространении.

Эту мысль отстаивали оренбургские врачи Пятницкий и Анофриев. Московский профессор Христиан Лодер в 1830 г. писал: «Холеру в Москву занесли люди, зараженные ею, потому что воздуху нельзя приписать заразительность». Мысль о заразительности холеры высказывал в «Замечаниях о холере», посетивший Астрахань в июле 1830 г., штаб-лекарь Соломон. То же утверждали С. Ф. Хотовицкий и К. В. Пупырев, причем последний указывал на людей, переболевших холерой или соприкасавшихся с больными, как на возможные источники заражения. Он писал, что сам «…был очевидцем, что прибывшие из мест зараженных (без карантинного очищения)…служили причиною появления этой болезни в сих местах» [530].

Огромный материал эпидемиологических наблюдений был собран членами медицинского совета при Центральной комиссии по борьбе с холерой. Членами этого совета А. С. Венедиктовым, И. Е. Дядьковским, М. Я. Мудровым и Л. Я. Нагумовичем было составлено сочинение о холере, в котором более или менее полно были отражены господствовавшие тогда взгляды на эпидемиологию, клинику, терапию и профилактику этой болезни. Это сочинение называется «Трактат о повально-заразительной болезни холере, бывшей в России в 1830 и 1831 годах» (СПб., 1831. С. 35 и 566). Авторы трактата считают холеру болезнью эпидемической («повальной») и заразительной. Распространение болезни происходит, по их мнению, «…через прикосновение, через воздух, через вещи, через испражнения больного и через трупы» [531].

Третья пандемия холеры (1846–1862)

О годе начала третьей эпидемии холеры нет единого мнения. Известно, что уже в 1841 г. холера появилась в Китае и на Филиппинах, а в 1844 г. началось ее распространение из Индии на запад и северо-запад. Большинство исследователей, однако, принимают за начало третьей пандемии 1846 г., когда болезнь достигла пределов Европы.

В 1845 г. холера распространилась в Афганистане и, весьма возможно, была уже занесена в Хиву и Самарканд. В 1846 г. эпидемии свирепствовали во всех странах Ближнего Востока: в Персии, Турции, Месопотамии, Сирии, на Аравийском полуострове. В этом же году холера проникла в пределы России. В Закавказье с 16 октября 1846 г. по январь 1847 г. было зарегистрировано около 2460 заболеваний. В мае 1847 г. холера появилась в Кизляре, а затем распространилась по всему Северному Кавказу. Как и в прошлые годы, болезнь очень быстро проникала в Астрахань и Ростов-на-Дону, откуда стала продвигаться на север и северо-запад. К концу августа эпидемией было охвачено уже более 12 губерний, в сентябре – октябре холера распространилась по всей центральной России, Поволжью, Украине и Белоруссии.