Василий Цветков - Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Тем не менее статус председателя Совета министров заметно укреплялся. Пепеляев фактически становился самостоятельной фигурой, независимым «помощником Верховного Правителя по гражданской части». Предполагалось, что он может приостанавливать, отменять, а равно и утверждать собственным решением законодательные акты, выступать с законодательной инициативой в Государственном Земском Совещании. Вся кадровая политика находилась в ведении премьера, составлявшего список министров и подававшего его на утверждение Верховному Правителю. Существенным «перекосом» в сторону преимуществ гражданской власти над военной было предложенное Червен-Водали право министров участвовать в обсуждении стратегических планов Ставки и право обязательного одобрения Совмином кандидатуры командующего фронтом [26] ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 25. Лл. 1–2; Ф. 5881. Оп.1. Д. 473. Л. 3; Правительственный вестник. Иркутск, № 292, 12 декабря 1919 г. .

Правительственные переформирования должны были затронуть и систему подведомственных министерствам структур. Многочисленные, созданные в течение 1918–1919 гг. Советы, Совещания и Комитеты, построенные на основах межведомственного сотрудничества и представительства различных коммерческих, научных и общественных кругов, должны были уступить место двум структурам – «Политическому Совету» и «Комитету экономической политики» из ведущих министров; таким образом как бы «разделялись» политические и экономические вопросы. Сохранял свое положение «Комитет по обеспечению законности и порядка в управлении», созданный еще в июне по инициативе Тельберга. Укреплялась коллегиальность при обсуждении решений, что не умаляло, однако, роли премьера: «никакая, имеющая общее значение мера управления не может быть принята Главными Начальниками ведомств помимо Совета министров». Назначение на должности 3-го и 4-го класса (бюрократическая элита) контролировалось Совмином. Отпуск кредитов по «специальным узаконениям», «сверхсметные кредиты» на незначительные суммы также предполагались в компетенции обновленного правительства. Вводились должность Заместителя Председателя Совета министров (с правами равными Председателю), весьма необходимая, как показали последующие события, для работы в условиях отсутствия премьера. Вводились также должности членов Совета министров, имевших равные с министрами права и ответственных за реализацию отдельных ведомственных проектов. Что же касается самого Верховного Правителя, то проектом Пепеляева его деятельность сводилась к утверждению предлагаемых премьером министров, подписанию принятых Совмином законов и «председательствованию» на заседаниях правительства. Более того, «в обстоятельствах чрезвычайных» Председатель Совета министров мог принимать «быстрые и решительные меры», о которых информировал Верховного Правителя уже «постфактум» [27] ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 25. Лл. 1–4, 5, 7, 9. .

По существу, Совет министров, в том виде, как это предполагалось Пепеляевым, должен был стать, вероятно, наиболее полномочной структурой исполнительной власти из всех правительственных моделей, существовавших в различных фронтах и регионах Белого движения на протяжении гражданской войны. В случае реализации проекта Совмин становился централизованной структурой, наделенной правами решения практически всех вопросов внутренней и внешней политики, законодательной инициативы, а также контроля за исполнением принятых законодательных актов. Расширение полномочий Совета министров вписывалось в принципиально новую формулу власти, суть которой точно выразил Третьяков в своей речи на последнем заседании Государственного Экономического Совещания (8 декабря 1919 г.). Перефразируя известную фразу, сказанную еще в Государственной Думе В. Д. Набоковым, – «власть исполнительная да подчинится власти законодательной», Третьяков заявил: «В области управления власть военная да подчинится власти гражданской». Несколькими днями раньше в интервью перед иркутскими журналистами он отметил, что «деятельность нового правительства будет основана исключительно на лояльности и доверии. Политические интриги, борьба партий и личностей больше не могут быть терпимы». Характерно, что Третьяков еще в октябре 1919 г., угрожая своей отставкой с поста министра торговли и промышленности, писал Вологодскому: «Мы должны знать всю правду о положении на фронте, мы должны быть в курсе предположений высшего (военного . – В.Ц. ) начальства, мы обязаны взвесить и обсудить эти предположения» [28] ГА РФ. Ф. 196. Оп.2. Д. 4. Л. 8; Наша газета. Иркутск, № 12, 12 декабря 1919 г.; La Cause Commune. Общее дело. Париж, № 63, 25 декабря 1919 г. .

Конечно, времени для реализации предполагаемых реформ катастрофически не хватало. Счет для Российского правительства шел уже не на месяцы, а буквально на сутки и часы. Положение на фронте еще оставляло небольшие надежды на перемены к лучшему. В начале декабря предполагалось не допустить продвижение 5-й советской армии дальше Новониколаевска, укрепить воинские части за счет призыва в ряды добровольческих «дружин самоохраны» и организации т. н. «Народного ополчения» (из добровольцев и мобилизованных старших возрастов под контролем органов земского и городского самоуправлений). Здесь проявилась идея создания боевых единиц, способных выразить «единство» фронта и тыла, продемонстрировать «национальное сопротивление большевизму». Еще до эвакуации Омска, в августе – ноябре 1919 г., эту же задачу преследовало формирование дружин Святого Креста и Зеленого Знамени. В них сочетались религиозное движение (православных христиан и мусульман) и гражданская инициатива (запись проводилась на добровольных началах, за счет привлечения беженцев из Поволжья и Урала, горожан и зажиточных крестьян Красноярской и Иркутской губерний).

В духовном окормлении движения главная роль принадлежала православным иерерхам Урала и Сибири: архиепископу Омскому и Павлодарскому Сильвестру, епискому Уфимскому и Златоустовскому Андрею. Впервые идея создания дружин была высказана еще в феврале 1919 г. в «Обращении ко всем истинным патриотам России» подпоручика Е. М. Саратовцева (опубликовано в журнале сибирского казачества «Иртыш»). В нем говорилось: «Братья! Создайте воинскую часть, которая была бы образцом для армии в смысле обладания высокими положительными качествами и состояла бы исключительно из людей высоконравственных, честных и религиозных. Пусть эта часть называется 1-й Всероссийской Христианской дружиной. Она в сотрудничестве с другими частями войск должна будет настойчиво добиваться скорейшего освобождения Церкви и Отечества от насильников и вообще от всех врагов, как явных, так и тайных… Эта же самая дружина должна будет побуждать к дружной и сплоченной работе для восстановления разрушенного войной и внутренними неурядицами государственного (народного) хозяйства, дабы спасти родину от экономической зависимости извне». Почин молодого офицера поддержал епископ Уфимский Андрей. В газете «Возрождение» он писал: «Находя Ваш проект организовать новые воинские части по орденскому принципу вполне полезным для нравственно-исстрадавшейся Родины, требующей духовного обновления, я от всей души благословляю Вас начать это Святое Дело». Однако эта же идея не нашла поддержки у Главного священника армии и флота протоиерея Александра Касаткина. Он полагал, что поскольку «в каждом полку имеются священники, пользующиеся высоким авторитетом и зарекомендовавшие себя в деле учительства и нравственного влияния с самой лучшей стороны; Богослужения не только совершаются, но и посещаются воинскими чинами весьма усердно; молитвы утренние и вечерние введены», поэтому «говорить о создании каких-то новых частей на принципах религиозности, нравственности, любви к Родине и уважения к дисциплине не только излишне, но и вызывает чувство обиды за нашу доблестную армию, которая так ярко проявляет и в своей жизни, и в борьбе с неприятелем эти высокие христианские и гражданские принципы» (рапорт от 2 апреля 1919 г.) [29] Сибирская Речь. Омск, № 78, 11 апреля 1919 г.; Иртыш. Голос Сибирского Казачьего Войска. Омск, № 6, 1919, с. 11–12. .