Василий Цветков - Белое дело в России, 1920–1922 гг.

В советской историографии оценка реформ Врангеля проводилась как «режима ничем не ограниченной личной диктатуры», «исторически обреченного». Вместе с тем в настоящее время встречаются утверждения, что этот курс радикально отличался от политического курса Особого Совещания. В качестве основных направлений своей политики Главкомом выдвигались: создание единого антибольшевистского фронта, ради которого следовало отказаться от партийности в политической системе, а также от безоговорочного следования принципам унитарного государства, земельная и земская реформы. В официальном издании «Возрождение Русской Армии» (издано Бюро Русской Печати в Константинополе летом 1920 г.) о начавшемся в конце мая наступлении говорилось не как о стремлении «расширить плацдарм» или «обеспечить Крым хлебными запасами», а как об общероссийском плане действий: «Русские войска своим наступлением стремятся протянуть братскую руку помощи в общей борьбе с большевиками всем противокоммунистическим группировкам, имеющим одну общую задачу – свергнуть коммунизм и всемерно облегчить и помочь русскому народу воссоздать свое Великое Отечество». В результате июньских боев «территория Вооруженных Сил Юга России оказалась увеличенной вдвое, и создана прочная база для восстановления будущей Великой России» [313] Возрождение Русской Армии. Константинополь, 1920, с. 8–9, 14; Русский Сборник, Севастополь, № 1, 1920, с. 53–54. .

Одно из направлений критики «добровольческой» политической программы относилось к чрезмерно доктринерскому пониманию принципа «непредрешения» основных политических и экономических вопросов до созыва Национального Учредительного Собрания. В официальном сообщении от 19 мая 1920 г. отмечалось, что «основной чертой прежней власти при решении политических вопросов была крайняя неопределенность. Прежнее командование прямо избегало высказать свой взгляд на коренные вопросы внешней и внутренней политической работы. Такая неопределенность, безусловно, явилась одной из серьезных причин той неудовлетворенности, какую питали по отношению к главному командованию самые разнообразные течения русской государственности» [314] Росс Н . Врангель в Крыму. Франкфурт-на-Майне, 1982, с. 47. .

Сам по себе принцип «непредрешения», провозглашенный всеми без исключения белыми правительствами и санкционированный Верховным Правителем России адмиралом Колчаком, был вызван отсутствием легитимной власти во всероссийском масштабе, необходимостью тщательной юридической разработки основных политико-экономических законопроектов, которые должно утвердить будущее Собрание. К тому же военная победа над Красной армией летом – осенью 1919 г. казалась близкой, и с реализацией законов не торопились. Поэтому утверждение об «оригинальности» врангелевского «нового курса», нового в сравнении с предшествующей политикой южнорусского Белого движения, нельзя понимать как отход от политико-правовых принципов, сформировавшихся еще в 1918 г. Отличительной чертой политики 1920 г. стало ее следование нормам не столько юридической правопреемственности, сколько требованию фактической целесообразности.

Наиболее ясно это проявилось в земельной реформе. По оценке Челищева, в 1919 г. «весь подход к разрешению земельного вопроса был построен на юридическом базисе незыблемости прав собственности, а отсюда вытекало стремление к применению государственной властью своих верховных прав на внесение социального мира без нарушения материальных прав бывших собственников и притом без большого ущерба для всего народного хозяйства. При таком подходе все, что произошло за революционное время, не принималось в счет, почиталось как бы не бывшим, кроме признания необходимости произвести саму реформу. Может быть, такой подход был бы правилен в условиях 1904–1905 гг., а не в разгар революции, в период гражданской войны, притом длительной и далеко еще не определившей, кому из нее предназначено выйти победителем. Да, вообще, Комиссия по земельному вопросу (в 1919 г . – В.Ц. ) скорее напоминала собрание специалистов, одушевленных стремлением провести важную и коренную социальную реформу, необходимость которой назрела, чтобы этой реформой предупредить на будущее время опасность государственных потрясений. А ведь задача была иная: надо было прежде всего думать о прекращении уже наступившего потрясения и, как на пожаре, бросив заботы о здании, уже безвозвратно преданном огню, направить все силы на сохранение соседних зданий. Требовался, словом, подход не реформаторский, не юридический, а революционный и политический» [315] ГА РФ. Ф. 6611. Оп.1. Д.1. Л. 395. .

Именно поэтому Главком считал необходимым отказ от безусловного «не-предрешения», и был принят курс на незамедлительное проведение реформ, из которых земельная и земская признавались важнейшими и первоочередными, провозглашалось, что «армия должна нести крестьянам землю на штыках». Образ «реакционной военщины» должен был смениться образом «твердой власти, обеспечивающей свободу и порядок». Не случайно «Приказ о земле» был обнародован накануне наступления, а самой доступной формой пропаганды стали листовки с кратким изложением основных положений земельного законодательства.

Изложение сути реформы отличалось краткостью, сосредоточенностью на главном земельном вопросе того времени. Вся земля, в том числе и «захваченная» у помещиков в ходе «черного передела» 1917–1918 гг., оставалась «в распоряжении обрабатывающих ее хозяев», независимо от того, на каком праве это распоряжение основано (тем самым фактически признавался законным «захват» частновладельческих земель после 1917 г.). «Захваченные земли» закреплялись в собственность после уплаты государству за них – ежегодно в течение 25 лет (деньгами или натурой) – «пятикратного среднего за последние 10 лет урожая зерновых» данного района. Развитие единоличных крестьянских хозяйств, закрепление за ними земли на правах собственности составляло основу довоенных реформ П. А. Столыпина, но восстановить нарушенные революционными событиями 1917 г. поземельные отношения было невозможно. Врангелевское правительство оказывалось перед единственно возможным путем – направить стихию земельных разделов в русло организованной земельной реформы – попыткой соединения, казалось бы, несоединимого – революции и реформы. Об этом еще осенью 1919 г. говорил будущий глава МИД Струве: «Сейчас земельный вопрос сводится к тому, чтобы утвердить крестьянскую собственность. Русская революция должна осуществить столыпинскую аграрную реформу… нужно лозунг социалистов-революционеров «в борьбе обретешь ты право свое» окончательно превратить в лозунг «в борьбе обретешь ты право собственности». Ссылки на «революцию» (но в ином смысле, чем в 1917–1918 гг.) были характерны для 1920 г. «Я обратил внимание, – писал Врангель в приказе о реорганизации правительственной деятельности, – на необходимость требования от всех учреждений и лиц, в настоящих условиях, самой напряженной работы. Работа должна идти революционным темпом, рутины быть не может» [316] Приказ Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России о земле. От 25 мая 1920 г. (со всеми дополнениями) // Врангель П. Н . Указ. соч., ч. 2, с. 243–250; Великая Россия. Ростов-на-Дону, № 360, 21 ноября 1919 г. .