Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Однако желаемой степени координации наступательных операций против «красного Питера» Северный и Северо-Западный фронты добиться не смогли, хотя Миллер отмечал, что самостоятельное существование его фронта имеет смысл лишь при условии «наступления между озерами, в связи с наступлением на Петроград финляндцев и Юденича». Далеко не последней причиной отсутствия взаимодействия оказалась неопределенность отношения руководства белого Севера к «карельским повстанцам» в Олонецкой губернии и Ингерманландии. В сентябре о своей поддержке правительства Лианозова заявил Ингерманландский комитет Западного района, созвавший делегатский съезд в д. Б. Куземкино Ямбургского уезда: «Признать от имени пославшего делегатов финского населения западной части Ингерманландии Северо-Западное правительство и обещать ему свою поддержку» (31). Важной для Северо-Западного фронта была попытка перехода в наступление войск Мурманского фронта в Карелии, т. н. Наволоцкая операция. В телеграмме Миллера от 6 ноября 1919 г. говорилось, что «обстановка в настоящее время наиболее благоприятна и для наших активных действий, ибо все внимание красных поглощено теперь борьбой с генералом Юденичем», поэтому, «принимая во внимание просьбу генерала Юденича помочь ему переходом в наступление», Миллер приказывал незамедлительно перейти к активным действиям в направлении на Петрозаводск и по Северной Двине.

История существования белого Северо-Западного фронта, равно как и Северо-Западного правительства, завершилась военным поражением под Петроградом в ноябре 1919 г. После отступления от Петрограда, в ноябре – декабре 1919 г., генералы Юденич, Щербачев и Миллер рассматривали возможность переброски частей Северо-Западной армии на Северный фронт, однако из-за отсутствия тоннажа и, главным образом, из-за отсутствия поддержки со стороны Англии, Финляндии и Эстонии это действие осуществить не удалось. По сообщениям генерала Геруа, британские политики и военные, даже прежде поддерживавшие Северо-Западный фронт, давали понять, что армия Юденича получила «уже достаточно для того, чтобы начать работать самостоятельно», и «нельзя привыкать к опеке, даже в таких мелких случаях, когда могли бы обойтись своими силами и средствами». В то же время предполагалось, что в будущем части армии могли быть переведены на польский фронт и принять участие в намечавшихся операциях польской армии против РККА на Двинском направлении (именно этот фронт стал в 1920 г. основным для части подразделений бывшей Северо-Западной армии) (32).

5 декабря 1919 г. правительство объявило о самороспуске, назначив дипломатическим представителем в Эстонии и председателем Ликвидационной Комиссии В. Л. Горна. Последней акцией в деятельности правительства считается публикация на страницах ревельской «Свободной России» кратких отчетов о работе министерства земледелия (П. А. Богданова) и министерства продовольствия (Ф.Г. Эйшинского) (33). Однако структуры «общественности», даже находясь на территории другого государства, не мирились с утратой своего политического влияния. Примечательным актом противостояния «власти военной» и «власти гражданской» явился инцидент с арестом Юденича в Ревеле группой офицеров во главе с генерал-майором Булак-Балаховичем. Авторитет командующего фронтом, и без того не слишком высокий среди «коренных» северо-западников, был окончательно подорван после отступления к Нарве. Нельзя сказать, что сам Юденич «опустил руки» и ничего не предпринимал. Его переписка с генералом Щербачевым, лично заинтересованным в существовании фронта (в рядах Северо-Западной армии у него воевал сын), и с российским диппредставителем Гулькевичем показывает, что надежды на продолжение борьбы оставались. В декабре 1919 г. Юденич выдвигал план высадки десанта, в состав которого вошли бы остававшиеся боеспособными части армии (не более дивизии). Прикрытие должен был осуществить флот союзников, а место десанта предполагалось в максимальной близости к окраинам Петрограда. Но и эти планы «остались на бумаге». В то же время административный аппарат продолжал разваливаться, а из армии начался самовольный «исход» – кто имел средства, уезжал на Северный фронт, во ВСЮР или переводился на службу к генералу Булак-Балаховичу, росло недовольство командованием, которое обвиняли в «бездарности», «предательстве» и, особенно, в присвоении денег, выделенных Колчаком на нужды фронта.

В этой обстановке и стал возможен арест Главкома. 27 января 1920 г. генерал Булак-Балахович предъявил к проживавшему в ревельской гостинице «Коммерс» Юденичу обвинение, что тот «не произведя расчета, решил оставить нас», и потребовал «следовать за ним… на место временного пребывания до урегулирования расчета». Арестованного Главкома повезли по направлению к советско-эстонской границе, и только оперативное вмешательство представителей союзников спасло его от возможности выдачи советским властям. Санкция на арест Главкома была дана прокурором Петроградского окружного суда Р. С. Ляхницким. По его словам, обвинения, предъявляемые Главкому по инициативе Балаховича, определялись в контексте статей 142–145 Воинского Устава о наказаниях: Юденич якобы «сознательно не употребил всех указанных или дозволенных законом средств, коими он имел возможность предупредить или остановить присвоения, растраты и другие злоупотребления подчиненных ему чинов, и через то предохранить вверенную ему армию от ущерба или вреда… не употребил, имея к тому возможность, средств к снабжению некоторых находившихся на фронте войсковых частей надлежащими припасами и обмундированием… а также не принял мер к охранению здоровья солдат и к предупреждению распространения между ними эпидемической болезни». Чтобы не допустить отъезда Юденича из армии и потребовалось «ограничение его свободы».

Показательно и обоснование Ляхницким законности своих полномочий и действий даже на территории Эстонии. Кедрин успел согласовать с Советом министров и восстановить деятельность структур Петроградской судебной палаты, в числе которых была и должность прокурора. Ляхницкий считал, что «предписания от Министерства Юстиции о прекращении своей деятельности как Прокурора Суда я не получал и не только не был освобожден от несения обязанностей Прокурора суда, но… постановлением Совета Министров был назначен на должность Товарища Прокурора Судебной Палаты, причем исправление должности Прокурора суда было оставлено за мной». Его полномочия «никем прекращены не были» и в течение января 1920 г. (получено 38 дел). Таким образом, «не получив от своего начальства предписания о сдаче делопроизводства и должностной печати и не встречая никаких препятствий к отправлению своей служебной деятельности, я таковую должность и обязан был продолжать в силу Указа Правительствующего Сената от 23 ноября 1917 г.». Ссылка на данный Указ Сената весьма важна как подтверждение принципа преемственности в выполнении своих полномочий судебными служащими.