Евгения Прусская - Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

Египетская экспедиция (1798–1801) вошла в историю как одна из крупнейших военно-стратегических неудач Наполеона Бонапарта. Если ее последствия лично для него оказались не столь фатальными, как результаты «русской кампании» 1812 г., то лишь потому, что молодой главнокомандующий не стал дожидаться печальной развязки и вовремя сбежал со своим окружением во Францию, бросив армию в песках Египта. Вместе с тем экспедиция Бонапарта в Египет имела огромное значение как для арабо-османского мира, так и для Европы. Именно со вступлением французских войск на землю османского султана началась эпоха активной колониальной политики европейских стран в регионе Ближнего Востока и Магриба, ознаменовавшая собой новую стадию в отношениях Востока и Запада. Трудно переоценить и роль экспедиции в развитии европейской науки и культуры, поскольку именно изыскания Института Египта, созданного во время Восточного похода, способствовали зарождению египтологии как науки, нового витка интереса к исламу и восточным языкам и развитию «восточного» направления в изобразительном искусстве. В самом же Египте именно с экспедицией был подорван существовавший там уклад, военное поражение от французов дало толчок к дальнейшей модернизации страны.

Несмотря на кратковременность экспедиции, эта тема всегда вызывала живой интерес исследователей разных стран, изучавших различные аспекты этой кампании {1}. Данная монография также посвящена истории Египетского похода, но не конкретным его событиям, а связанной с ним более широкой проблеме взаимоотношений и взаимовосприятия Запада и Востока в Новое время.

Дихотомия «Восток — Запад», ставшая объектом исследования множества философских, культурологических, социологических и исторических работ окончательно оформилась в европейском сознании в XVIII в., хотя была сформулирована намного раньше. Концепт «Восток» (Orient), имеющий не столько географическое наполнение, сколько культурное, изначально обозначал на ментальных картах европейцев объединенный общими культурными и экономическими связями регион Передней Азии с центром в Восточном Средиземноморье. После образования Арабского халифата и с распространением ислама он получил новое значение чуждого Европе культурного ареала в границах примерно все того же Восточного Средиземноморья, которые затем расширились, включив себя и Марокко, и всю Азию, и Дальний Восток {2}. Однако если в раннее Новое время «Восток» был окружен ореолом таинственности и ему приписывались во многом фантастические черты {3}, то с XVIII в. начинается его рациональное осмысление и научное исследование.

В ХІХ-XX вв. концепт «Восток» продолжал развиваться, приобретая все новые характеристики и расширяя свою географию.

Тема взаимовосприятия Запада и Востока разрабатывается в рамках относительно нового направления мировой историографии, возникшего во второй половине XX в. — исследования «образа Другого», которое некоторые ученые даже выделают в отдельную научную дисциплину на стыке истории, психологии и социологии — имагологию (от лат. imago — изображение, образ). В центре этих исследований — изучение представлений народов или отдельных социальных и этнических групп друг о друге, механизмов формирования культурных стереотипов, их трансформаций в контексте отношений «мы — они», «свой — чужой» {4}. В зарубежной и отечественной историографии последних лет появился целый ряд работ по вышеуказанной тематике {5}. Изучение образа «Другого» неразрывно связано с проблематикой становления идентичностей, в том числе национальных, поскольку только на фоне «Другого» происходит осознание собственного «Мы». Именно Восток стал для Европы Нового времени тем самым «Другим», в сопоставлении с которым происходил процесс самоопределения Запада {6}, и в историографии существует ряд работ на тему восприятия восточных стран, в частности Османской империи Францией, в ту эпоху {7}. Однако арабо-мусульманский мир не проявлял подобного интереса к Европе вплоть до начала колониальной эпохи, и точкой отсчета в этом процессе стала как раз Египетская экспедиция Бонапарта.

С темой отношений Запада и Востока неразрывно связана и проблематика ориентализма — понятия, возникшего в начале XIX в. и изначально обозначавшего изучение восточных языков и литературы {8}. Однако значение этого термина менялось с течением времени. Если в Новое время оно употреблялось для характеристики исследований ученых о Востоке, а также для обозначения «характера, стиля и черт, ассоциируемых с восточными народами», то начиная с эпохи деколонизации, последовавшей за Второй мировой войной, это слово приобрело еще и значение «корпоративного института, созданного для ведения дел с Востоком, частный взгляд на ислам, инструмент западного империализма, стиль мышления, основанный на онтологическом и эпистемологическом разделении Востока и Запада, и даже идеологии, оправдывающей и обосновывающей подчинение черных, палестинских арабов, женщин и многих других ущемленных, по общему мнению, групп» {9}. Эти взгляды были отражены в работах таких авторов, как Анвар Абдель-Малек, Абдул Латиф Тибави, Брайан С. Тернер и Эдвард Саид {10}. Не останавливаясь подробно на трудах всех этих представителей послевоенной интерпретации ориентализма, коснемся лишь взглядов американского литературоведа и публициста арабского происхождения Эдварда Саида, чья книга «Ориентализм» вызвала в свое время большой резонанс в интеллектуальной жизни США и Европы, а в наши дни — и в постсоветской России, где вышла на русском языке в 2006 г. {11}

Как считает Саид, Запад не только создал определенный образ Востока с присущими ему типическими чертами, но и использовал сам институт изучения и «изобретения» Востока как инструмент для подчинения себе народов колонизируемых стран. Не абсолютизируя правомерность всего сказанного Саидом и принимая во внимание критику его работ {12}, заметим, однако, что первым из таких реализованных ориенталистских проектов Саид считает экспедицию Бонапарта в Египет, которая во многом была подготовлена появлением в Западной Европе специфических ориентальных концепций {13}. Подробнее эту тему разработал французский историк Анри Лоранс, проанализировавший развитие ориентализма в конце XVII–XVIII в. как интеллектуальную предпосылку французского вторжения в Египет {14}.