Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

Все цитаты из доклада Ленде взяты из текста, опубликованного в: Moniteur. Vol, 22. Р, 19-27.

Первое обновление Комитета общественного спасения состоялось 15 фрюктидора. Игра велась по довольно сложным правилам. Выбор по жребию и снятие своей кандидатуры (в частности, речь идет о Бийо-Варенне, Колло д'Эрбуа и Тальене) привели к сохранению ряда старых членов Комитета (среди других Робера Ленде, Карно, Приера [из Кот-д'Ор]) и введению новых людей (Мерлена [из Дуэ], Дельмаса, Кошона и Фуркруа). См.: Guillaume J. Le personnel du Comité de salut public // La Révolution française. Vol. XXXVIII. P. 297-309.

См.: Quinet E. La Revolution / Édité et préfacé par C. Lefort. Paris, 1987. P. 604. Мона Озуф прекрасно проанализировала эту «невозможность забыть», которая не подчинилась принятому решению и чье противоречивое действие характерно для всей истории термидорианского Конвента. См.: Ozouf M. Thermidor ou le travail de l'oubli // L'École de la France. Paris, 1984.

Уже на следующий день, в последний дополнительный день календаря, в праздник помещения в Пантеон останков Марата, стали видны двойственность и противоречия, в которых погряз термидорианский Конвент. Он больше не был объединяющим символом. Для Фрерона Марат символизировал преследуемого журналиста и соответственно свободу прессы: помимо прочего, как мы уже отмечали, Фрерон подражал вербальному насилию Марата, обращая его против якобинцев и «террористов». Однако Марат также (если не прежде всего) был подстрекателем Террора, человеком, запятнанным сентябрьскими убийствами и требовавшим для спасения Революции «ста тысяч голов». Церемония пантеотизации Марата была отмечена тревогой и неловкостью (см. также очень тонкий анализ Моны Озуф: Ozouf M. Op. cit.). Двумя декадами позже, 20 вандемьера, Конвент приступил к переносу в Пантеон праха Руссо; праздник проходил под знаком мира, возвращения к Природе и воздания должного просветителям. Однако не было ли помещение праха Руссо подле праха Марата кощунством, оскорбительным для автора «Эмиля» и «Новой Элоизы»? 19 нивоза III года, через сто дней после помещения в Пантеон, бюст Марата был убран из зала заседаний Конвента; тремя неделями позже бюст Марата был разбит в театре Фейдо «золотой молодежью», что положило начало уничтожению бюстов во всех общественных местах — как в Париже, так и в департаментах. 7 вантоза III года останки Марата были вынесены из Пантеона и захоронены на кладбище Сент- Женевьев, после того как его бюст был символическим образом выброшен той же самой «золотой молодежью» в сточную канаву на Монмартре. О черной легенде Марата в эпоху Термидора см.: La Mort de Marat / Sous la dir. de J.-CI. Bonnet. Paris, 1986. P. 170 et suiv.

Заседание 21 фрюктидора II года; см.: Aulard A. La Société des Jacobins. Т. VI. P. 423-425. Каррье полностью поддержал это предложение: «Да, граждане, да, времена ложной жалости и преступной снисходительности прошли; будет справедливо, если благо народа — верховный закон для всякого патриота — заставит замолчать эту отвратительную умеренность, которая в конце концов безжалостно удушит нас. если мы проявим слабость и станем и далее к ней прислушиваться».

Moniteur. Vol. 22. P. 201-202; обращение от 18 вандемьера «La Convention nationale au peuple français». И это обращение также было принято единогласно.

О народном обществе Дижона и его чрезмерной власти, которая во времена Террора «заставляла всех трепетать», а также о его петиции от 7 фрюктидора II года см.: Hugueney L. Les Clubs dijonnais sous la Révolution. Dijon, 1905 (репринт: Genève, 1978). P. 153 et suiv.

Ibid. Р. 206-207. Были даже высказаны требования «громогласно созвать граждан», чтобы подписать это опровержение. Осуждение «бесчестной петиции» было предложено неким Соважо, главой дижонских якобинцев, бывшим... вдохновителем первой петиции; при Терроре его называли «царьком Дижона». Однако это запоздалое отречение отнюдь не спасло его: в жерминале III года он был арестован и отдан под суд за злоупотребление властью и произвольные аресты (Ibid. Р. 218). Le Messager du soir 6 фримера с большим удовлетворением написал о том, что очищенные дижонские клубы отозвали свое предыдущее обращение, «свидетельствовавшее об объединении всех террористов». Петиция народного общества Дижона послужила поводом для написания «антивандальной» и «антитеррористической» пьесы «Внутренний мир Революционных комитетов», к которой мы еще вернемся.

Moniteur, Vol, 22. P. 132-133. Тибодо впоследствии прояснил этот эпизод и локальный контекст, в котором разворачивались нападки на «террористов» и «негодяев» Пуатье, в своей брошюре «Histoire du terrorisme dans la Vienne.»(Paris, s.d. [an III]). Чтобы охарактеризовать царство Террора в Пуатье, Тибодо приводит следующий образ, приобретающий символическое звучание: «Гильотина существовала в Пуатье долгое время; она оставалась там и несколько дней после 9 термидора. Террористы вырыли подле эшафота ров, оказавшийся у подножия дерева свободы; его корни, говорили они, должны вырасти и окунуться в кровь жертв». (Ibid. Р. 52-53.) В частности, предложенное Тибодо обращение должно было представлять собой твердый ответ на «Доклад Комитета по переписке Якобинского клуба» (Rapport du 161 Comité de correspondance de la Société des Jacobins) от 5 вандемьера, который был «опубликован, расклеен, отправлен во все аффилиированных общества, в армии и в сорок восемь секций Парижа». Хотя в этом докладе якобинцы так и не осмелились высказать явное осуждение политики Конвента, в нем было немало жесткой критики. Так, утверждалось, что после 9 термидора, как об этом свидетельствуют «многочисленные петиции», приходящие от аффилиированных обществ со всех концов Республики, чувствуется жестокая реакция. Доклад яростно обличал тех, кто утверждал, что во Франции миллион человек кормит двадцать четыре других миллиона. Это был прозрачный намек на речь Дюбуа-Крансе, произнесенную в третий дополнительный день республиканского календаря, в которой тот, чтобы подчеркнуть роковое воздействие Террора на экономику, говорил о «миллионе» человек, кормящих другие «двадцать четыре миллиона». Этот образ широко эксплуатировался якобинцами; они причисляли себя к «двадцати четырем миллионам», которые они защищают от другого «миллиона». Тем самым они переводили исключительно политические конфликты в плоскость социального противостояния, противопоставляя народ, бедный и трудолюбивый, «миллиону» богачей, получивших выгоду от Революции.

О якобинском восстании 5 вандемьера и сопутствующих ему обстоятельствах см.: Actes du quatre-vingt-dixième Congrès national des sociétés savantes. Nice, 1965. Section d'histoire moderne et contemporaine. Т. II. P. 150-166; Kennedy M.L. The Jacobin Club of Marseille, 1790-1794. Ithaca. P. 128 passim.; Vovelle M. La Révolution // Éd. E. Baratier. Histoire de Marseille. Toulouse, 1975. P. 275 et suiv.; Aulard A. Recueil des actes du Comité de salut public... T. XVI-XVIII.