Манаф Сулейманов - Дни минувшие

Однажды Пальто Аббас-кулы заболел воспалением легких и едва не отдал концы. Кто-то из близких посоветовал ему дать обет Аллаху: если всевышний дарует ему жизнь, он принесет в жертву свою любимицу. Аббас-кулы выздоровел и велел позвать мясника. Вывел корову, глядит на нее, а сердце кровью обливается. Так и не решился отдать ее в руки мяснику. Отправился Пальто Аббаскулы к молле и спрашивает: можно вместо коровы принести в жертву барана? "Почему нельзя? — отвечает молла. — Конечно, можно". Но Аббаскулы стало жалко барана, и тогда он опять идет к молле. "Интересно, спрашивает, — если я вместо барана зарежу крупную утку, примет аллах мою жертву?" Молла обиженно отвечает: "Аббас-кулы, иди домой и хорошенько подумай, понадобится ли тебе впредь заступничество всевышнего. Если нет, можешь и утку не резать". Пальто Аббас-кулы испугался и, придя домой, зарезал своего "Марала".

…Была в Баку своеобразная разновидность альфонсов. Какой-либо обнищавший бездельник справит себе в долг нарядное платье — чуху или архалук, папаху, башмаки, пальто — и сватается к богатой вдове. Заключив брачный договор и войдя в дом на правах законного супруга, он начинает проматывать женино состояние. Та, чтобы заткнуть рот соседям, оправдывается: дому нужен мужчина одинокой женщине никак нельзя без крепкой мужской спины. Растранжирив последние деньги, альфонс провоцировал жену на ссору и немедленно расторгал брачный договор. А после, принарядившись, словно лиса в засаде, подстерегал очередную вдовушку. Иной таким образом несколько состояний проматывал, не одну тысячу по ветру пускал.

СВАДЬБА И ПРАЗДНИЧНЫЕ МЕДЖЛИСЫ. Не проходило и недели, исключая махаррама и уразы [12] Мухаррам — траурный месяц по Мусульманскому календарю. Ураза — великий пост. , чтобы в том или ином квартале города не сооружали свадебных шатров. Перебирались большие мешки риса для плова, резали баранов, ягнят, петухов и кур. Разводили огонь, подвешивали казан Аромат блюд и пряностей разносился по всей махалле.

Шатры устилали коврами, паласами, по углам ставили длинные скамейки или стулья. Из Карабаха, порою даже из Шираза приглашали знаменитых народных музыкантов — певцов, ашугов-сказителей, сазандаров. Из Ирана привозили мютрюбов (юношей-плясунов), а из Тифлиса — джанги (танцовщиц).

У мютрюбов был традиционный наряд из дорогого шелка или тонкой шерсти: короткие шальвары, короткая рубаха присборенная внизу и подпоясанная широким поясом из золотой тесьмы, туфли на высоких каблуках.

Джангн наряжались в платье из шелкового тюля или газа в туфли на высоких каблуках, вышитые канителью, галуном или изготовленные из камки цветной шелковой ткани с узорами. Блеск драгоценных камней, длинные косы. насурьмленные глаза и брови полуголых красавиц сводили с ума захмелевших гостей. Иной одаривал танцовщицу сотенной или пятидесятирублевой норовя прикоснуться к ее телу. Из-за джанги на свадьбах часто случались ссоры, драки, а то и перестрелки. Во время танца джанги сопровождал мужчина, которого называли "агпапаг" — "белая папаха". Он был одет в роскошную белую черкеску с серебряными газырями, белую папаху. обшитую по краям красным бархатом с крестом из золотой канители поверх бархата, обут в мягкие чувяки. На поясе висел кинжал в серебряных ножнах.

Во время драк или ссор на свадьбах нередко доставалось и мютрюбам. Иной дебошир, распалившись, хватал мютрюба и под всеобщий хохот обривал ему голову. Бедный мютрюб после этого долго не смел никому показываться на глаза, отращивая волосы. Он разводил в медной посуде несколько яичных желтков, поджигал их, а затем мазал этой смесью голову, чтобы ускорить рост волос.

В отличие от простонародья, мусульмане-аристократы устраивали балы с участием известных певцов и музыкантов. В конце каждого года, в декабре месяце, традиционный вечер проходил в здании Бакинского общественного клуба. На этом вечере можно было встретить высокопоставленных бакинских чиновников — губернатора, его заместителей, градоначальника, военного коменданта города (генерала или полковника), начальника порта (вице-адмирал), — все они, естественно, приезжали с женами. Подобные же балы устраивались в "Народном доме". Это двухэтажное здание занимало целый квартал. По одну его сторону тянулась Каменистая улица, по другую Сураханская. Фасадом здание выходило на Малую Морскую. Построили "Народный дом" всего за один год 1900–1901. Меджлисы здесь проходили роскошные. Дом богато украшали снаружи и внутри — все и вся блестело, переливалось. Дамы щеголяли умопомрачительными нарядами и украшениями. Мундиры военных и морских офицеров, их ордена и медали издали бросались в глаза. Чиновники гражданского ведомства облачались в новенькие фраки, смокинги, модные костюмы. местная знать появлялась в богатых черкесках с газырями из золота или слоновой кости.

Вначале несколько актеров представляли короткую комедию — фарс или водевиль. Затем начинались танцы. Звучала европейская и восточная музыка. Буфет ломился от изысканных яств. Супруги миллионеров и высокопоставленных чиновников — Деканозова, Раева, Бардогина, Салимханова — вели оживленную "торговлю" с благотворительными целями. Жена Мухтарова — Лиза-ханум, Деканозова — Тамара — продавали лотерею, жены других богатеев превращались на время вечера в "цветочниц". Мужчины, конечно, не жалели для очаровательных дам ассигнаций и золотых монет.

За ночь собирали по одиннадцать- пятнадцать тысяч рублей. Деньги вносили в три кассы. Одна из газет отразила размеры пожертвований, вносимых миллионерами на этих вечерах: Гаджи Зейналабдин Тагиев внес в кассу у входа 1000 рублей, в кассу столика с шампанским — 1000 рублей, в кассу чайного стола — 1000 рублей, всего 3 тысячи. Муса Нагиев внес соответственно по сто рублей.

Ответственным учредителем и распорядителем этого традиционного вечера был, как правило Гаджи Зейналабдин Тагиев. Лишь в 1913-м году, когда его семья держала траур в связи со смертью внука, полномочия ответственного распорядителя были переданы Мусе Нагиеву.

Собранные средства предназначались для оказания помощи бедным студентам, шли на нужды детских приютов, заключенных.

ГОЧУ. Кербелай Гюли из Чемберекенда обстоятельно рассказывал о бакинских гочу: "В Баку из Гобыстана приехал парень лет двадцати-двадцати пяти по имени Гочу. Он работал аробщиком. Был Гочу чрезвычайно силен и высокомерен. А уж обидчив до крайности. Стоило кому-нибудь слово сказать поперек, как он награждал того оплеухами. Его никто не мог победить. Лопатки Гочу ни разу не коснулись земли. Говорили, что сам Хазрат Али опоясал его во сне кушаком, а на плечах Гочу навеки запечатлен след пятерни Имама Али. Любого здоровяка Гочу мог повалить одним ударом. Видный был парнишка плечистый, рослый, голос словно труба… Привели однажды на площадь необъезженную кобылу. Она к себе никого и близко не подпускает: так и норовит укусить или лягнуть. Случился тут рядом Гочу, подошел к норовистой кобыле, гикнул что есть силы и такую ей оплеуху закатил, что бедное животное затряслось от страха… Вскочил Гочу на лошадь, и понеслись они быстрее ветра. Люди переполошились: не миновать беды, сбросит она его где-нибудь со скалы… Через несколько часов Гочу возвращается живым и невредимым, едва не загнав кобылу.