Петр Словцов - История Сибири. От Ермака до Екатерины II

Соур, секретарь Биллингса, наслышался в Нижнеколымске от 90-летнего казака Данила Третьякова, по службе в 1739 г. туда заехавшего, вот о чем: а) в то время в Верхнеколымске много было ссыльных, которые в том краю завели торги, о чем и сочинитель Обозрения слыхал от тамошнего уроженца г. Кривогорницына, что ныне директор Тельминской фабрики; б) что юкагиры тогда были многочисленны, что жившие из них по берегам Алазеи назывались оноки, по Омолону — чельтьеры, по Анюю и Анадырю — чуванцы и кудинцы; в) что тогда слышно было также о многолюдной орде кангиенисов, которых следы долго были видны по берегам Колымы, что вырывали там каменные топоры и стрелы с каменными острокспечиями; г) что тогда мало было в том краю якутов, что самые давние старожилы их поселились там лет за 70 (около 1710 г.); д) что запасы в Анадырск и Камчатку отправлялись отсюда по Анюю и Анадырю; е) что по окончании Чукотской экспедиции пригнано было Павлуцким сюда множество чукотских женщин, много их отпущено, много послано в Якутск, но все они померли дорогою. Этот рассказ, не совсем маловажный, не хотелось мне закрыть от читателя. Но надобно заметить, что у Врангеля по Колыме кочевали омоки, а не кангиенисы. Впрочем, это два рода юкагирского племени.

Во время Биллингсова проезда, 1786 г., было 362 деревянных дома, собор и 5 приходских церквей. Тогда же перестроивался монастырь. В 1819 г. Лосев опять считает не более 300 домов; это значит, что дома строились пространнее и поместительнее. В 1815 и 1826 гг. я видел в лучших домах зимние оконницы из дерева, с одним посредине стеклом или слюдяным отрезком, который на ночь вынимается и на его место вставляется деревянная вставка. Полы комнатные везде одинарные, как будто в Крыму, и по ним разостланы оленьи шкуры, которые не защищают ног от простуды.

В Якутском уезде 2 ос. (Олексинский и Зашиверский), а ос. Удский и Анадырский под конец периода отошли к охотскому начальству. Ясачных зим. 13, на Лене — 2 (Жиганское и Сиктакское), на Вилюе — 3 (Усть-Вилюйское, Средневил. и Верхневил.), 2 на Яне (Верхоянское и Усть-Янское), на Индигирке — 2 (Уядинское и Майское), на Алазее — 1, на Колыме — 3 (Верхнеколымское, Среднеколым. и Нижнеколымское). Последнее укрепленьице перенесено на 20 в. выше по реке и поставлено на западном берегу против устья Большого Анюя. Тут бывала расторжка с чукчами, но ныне при Малом Анюе. Сл. Сунтарская в 57 в. от Вилюйского соляного водомета (солемета). Укажем пути сообщений верховых и частию водяных. Якутск есть средоточие, из которого проложены дороги в разные стороны. В ос. Удский — чрез сл. Амгинскую, Алдан, Учур и Улью. В Охотск — чрез р. Алегу, Алдан и Юдому. К устью Лены — по берегу левому, а с реч. Киселевки — по правому. В Усть-Янское, от устья отстоящее на 98 в., надобно ехать по правому берегу Яны, с Верхоянского — по левому до места и оттуда на Индигирку до зимовьев Майского и Уяндина. В Колыму — чрез Верхоянское, Зашиверск, Уяндино, Алазейское, Среднеколымское, Нижнеколымское. В Анадырск — из Н. Колымского по правому берегу Большого Анюя, потом — по правому берегу Анадыря до острога. Из Анадырска — к восточному берегу залива Пенжинского, на Таловку, Тигиль, оттуда — чрез хребет в Нижнекамчатск и далее — до Большерецка, из которого обратно на кр. Тигильскую. Этот сухопутный переезд продолжался до уничтожения Анадырска и до постановления Гижигинска.

Капитан Литке доспрашивался у чукчей, при каком месте убит Павлуцкий, и недовольствован ответом. Благочинный Камчатки обещал узнать о том от тоиона Павлуцкого.

У Лосева в 1748 г. так много прибавлено казаков, что всех воинов с прежними выходит 1430 человек, да нелегко согласиться и с тем, что будто майор Шмалев, с строевою ротою отправленный из Тобольска в Анадырск, командует 2½ сотнями казаков, а строевыми солдатами — какой-то прапорщик. Теперь спрашивается, что делали 1430 воинов, когда Павлуцкий с 215 челов. прошел всю почти Чукотию и везде поражал встречавшиеся толпы? Или не было в наличности показываемого числа воинов, может быть, от цинги и без лазарета сильно гибнувших, или не было дельных офицеров после Павлуцкого; но Шмалеву, как отряженному из Тобольска, надлежало быть способным к командованию. К большему удивлению, в 1759 г. острог и без провианта и в бедственном облежании. Что действительно без провианта, это видно из Сенатского указа от 7 декабря 1760 г.; но что делает многочисленный гарнизон с пушками? Разве он точно уменьшился от болезней или разбрелся искать пропитание и зверовать? Во всей повести об Анадырске много темноты. Анадырская канцелярия, конечно во время Плестнера, насчитала, что с 1710 до 1765 г. вышло на содержание острога 1 387 007 р., а по другой смете — 3 381 000 р.; рухляди же в казну вступило так мало, что и сказывать нечего. Но Анадырск поддерживался, не забудьте, не для рухляди анадырской. Лосев и другие пишут, что Анадырск уничтожен в 1764 г. Неправда! потому что в 1763 г. Плестнер туда прибыл, потому что в том же году пришла в острог рота и большая партия казаков, потому что в 1764 году возбранено посылать колодников, не по намерению уничтожения места, а по дороговизне хлеба, как означено в тексте Обозрения .

В П.С. Законов он написан: Плениснер.

Статья о Чукотском мысе главнейше взята из собрания сочинений, г. Озерецковским выбранных из 1785–1793 гг.

Северо-Чукотский мыс ныне представляется мореходцам издали косою, но в 5 или 6 итал. милях усматривается вместо косы низменный берег, который соединен с подошвою горы. Тут оборвавшиеся утесы лежат в грозных развалинах. Представление Дауркина не так, как Дежнева, довольно близко к правде. Дежнев в своих рассказах о мысе показывается вовсе не видавшим его, а в то время мыс мог еще быть в гигантской своей вышине. Любимец Миллеров говорил одно и то же, что Чукотский Нос протянулся в море между С. и В. и поворачивается кругом до р. Анадыря. Это идет к Южно-Чукотскому мысу, близ которого шатавшийся казак с товарищами собирал моржовую кость и мог наслышаться о Северном мысе.

Историк русского народа удивляется, что я в VI гл. первого периода, говоря о Дежневе, посягнул против палеографического доказательства Миллерова и против мнения Ф. Врангеля, как географа, бывшего на местах. Я искренно уважаю оба помянутые имена и, уважая, взвешивал достоинство палеографического доказательства, в котором не нашлось правды неоспоримой. Соглашаясь с Миллером на оплытие мыса, надлежало бы верить ему на слово, потому что старый историограф не издал ни снимков, ни копий с отписок дежневских, так что я не знаю даже, на чем были писаны палеографические строки, на бересте или на бумаге. А бумаги негде было ему взять. Что касается до Ф. Врангеля, он сам сказал нам, что между Медвежьих островов и м. Шелагского, в 120 милях от берега, морская глубина не глубже 13 саж.: следственно, самое прибрежье, которого держались кочи Алексеева, затирается непроходимым льдом, как испытано Биллингсом и Шапауровым. Повсему пора расстаться с ложною славою Дежнева.