Семен Резник - Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба

Декабристы ставили целью свергнуть самодержавие и отменить крепостное право. Этим они оказали огромное влияние на общественное сознание последующих поколений. Ленин экспроприировал престиж декабристов, объявив большевиков их наследниками. Следуя завету «Ильича», советская пропаганда воспитывала народ на примере «первого поколения русских революционеров», выступивших «против своего класса», на стороне интересов угнетенных масс. Из-за своей «дворянской ограниченности» декабристы лишь самую малость не дотягивали до большевистского стандарта.

Вдалбливание официальной доктрины вызвало ответную реакцию. Когда коммунистическая пропаганда в СССР начала давать сбои, и все больше людей освобождалось от оков партийного мышления, «пострадавшими» оказались и декабристы. С конца 1960-х годов в советской литературе, журналистике, исторической науке стало определяться так называемое национал-патриотическое направление, восхваление российской старины, патриархальных порядков, послушания и долготерпения русского народа. В этой новой — то есть старой, но хорошо забытой — мифологии декабристам отводилась роль преданных анафеме грешников.

Сперва робко, иносказательно, а потом все более откровенно их стали изображать врагами России; «масонами», выполнявшими задания «иностранных подрывных центров». Хотя в основе таких писаний лежали концепции, противоположные партийным догмам, их поощряло партийное руководство. «Патриотов» особенно возмущало то, что наиболее радикальные лидеры декабристов — Павел Пестель и другие — планировали цареубийство.

Негодование было бы понятным, если бы те же авторы негодовали по поводу кровавых расправ над Павлом I, Петром III, царевичем Алексеем, другими российскими венценосцами или их наследниками. Но нет, те расправы делались во имя России. Анафема падала на головы именно декабристов, хотя они задуманного не осуществили, их планы остались только планами.

Восстание на Сенатской площади отличалось от традиционных методов захвата власти в основном тем, что заранее было обречено на неудачу. Оно свелось к отказу принести присягу Николаю и к «стоянию», без серьезных попыток захватить царя и его приближенных. Восставшими был убит один человек — генерал Милорадович, выехавший перед строем увещевать солдат. Когда подошли верные Николаю части, «стоявшие» были расстреляны картечью. Потом было следствие, суд, лицемерные обещания молодого государя помиловать смутьянов в обмен на чистосердечные признания. Нравы к тому времени заметно смягчились, пытки уже не были главным методом добывания судебной истины. Тем не менее, большинство декабристов, поверив обещаниям, дали откровенные показания. А государь без колебаний нарушил свое царское слово, как это многократно делали его венценосные предки. В результате — пять повешенных при номинальном отсутствии смертной казни. Взяв верх, самовластье удавкой ограничило сопротивление своему произволу. Это было не наказание преступников, а расправа над поверженным противником.

Пережитый 14 декабря 1825 года испуг повлиял на все царствование Николая I. Российский деспотизм при нем достиг классической завершенности. Над замершей в страхе страной был слышен свист розог и удары шпицрутенов. Царь железной рукой подавил восстание в Польше, помог подавить революционное брожение в ряде стран, прослыл жандармом Европы. Но могущество его оказалось дутым. Это выявила Крымская война 1853-56 годов, когда небольшой экспедиционный корпус англо-французского флота нанес России сокрушительное поражение. Процарствовав 30 лет, Николай Павлович внезапно простудился и умер, видимо, от воспаления легких. Произошло это столь неожиданно, что при таинственности, всегда окружавшей российский престол, не могло не возникнуть слухов и толков. По одной из популярных версий, Николай, глубоко уязвленный военными неудачами, потребовал от своего врача яд, и тот не посмел ослушаться. Однако сын Николая I Александр II воцарился в 1855 году без каких-либо препятствий. Его прав на престол никто не оспаривал.

Александр II был первым российским государем, который мог быть отнесен к числу монархов, а не деспотов. Так через два поколения отыгрался закон о престолонаследии, принятый Павлом I. Кажется, впервые в истории российского самодержавия государю не было нужды постоянно заботиться об устранении потенциальных соперников. Это позволило ему приступить к давно назревшим реформам, покончить с крепостным правом, войти в историю царем-освободителем.

Однако общественное сознание России не успело адаптироваться к этой коренной перемене. Деспотический строй продолжал пронизывать общество сверху донизу, определяя характер отношений на всех уровнях. Пренебрежение к законам и правопорядку, произвол, преклонение перед силой, раболепие перед вышестоящими и попирание нижестоящих — таковы были нормы российской жизни на всех уровнях управления, вплоть до семьи.

Несмотря на стремление Александра II цивилизовать систему правления, бюрократия действовала привычными методами. Лизоблюдство, угодничество и произвол оставались характерной чертой государственных учреждений. Чиновник обладал неограниченной властью над теми, кто от него зависел, и использовал ее для личных выгод. Любой закон можно было обойти при помощи взятки. Это и имел в виду Салтыков-Щедрин, когда писал, что страной управляют столоначальники.

Сам царь, при всем его либерализме, оставался частью той же системы и не считал нужным соблюдать законы, если это было не в его интересах. Так, он санкционировал полицейскую расправу над писателем-диссидентом Н.Г. Чернышевским, хотя, по всей видимости, знал, что дело против него сфабриковано охранкой. Когда друг царя поэт А.К. Толстой на вопрос Александра, что нового в русской литературе, ответил: «Русская литература надела траур по Чернышевскому», — либеральный венценосец сказал со скорбью в голосе: «Прошу тебя, никогда не называй при мне этого имени».

В 1880 году, после смерти царицы Марии Александровны (урожденной принцессы Гессен-Дармштадской) Александр II решил оформить брак со своей любовницей Екатериной Михайловной Долгорукой (светлейшей княгиней Юрьевской). Как мы знаем, по закону о престолонаследии, нединастические браки венценосных особ были запрещены. Если бы Александр II считался с законом, он мог осуществить свое намерение ценой отречения от престола. Но никто не посмел напомнить ему об этом, а сам он и не подумал о такой альтернативе. Удовлетворились тем, что его второй брак не афишировался, четверо его детей от Екатерины Юрьевской не были официально усыновлены, они оставались Юрьевскими.