Ирина Петросян - Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.)

Представители столичного мусульманского духовенства, имевшие доступ к султану, дружно воспротивились султанской затее. Однако Осман проявил настойчивость и в мае 1622 г. приказал переправить из Стамбула на азиатский берег Босфора, в район Ускюдара, свои шатры и иное походное снаряжение. В этих условиях у мусульманского клира оставалось последнее средство, способное изменить решение султана. Шейхуль-ислам объявил в специально изданной по этому случаю фетве, где говорилось, что обязанностью правителя является постоянное пребывание в своей столице и свершение правосудия 343. Между тем в столице начали циркулировать слухи, что объявленный хадж султана является простым предлогом и что истинным намерением султана является перенесение столицы в Каир, о чем проговорился якобы глава черных евнухов — главный смотритель султанского гарема 344.

Предполагаемый отъезд Османа из Стамбула вызвал неодобрение во всех слоях столичного общества. Простые горожане не любили султана за его непримиримую борьбу с питейными домами и любителями табака. Войско не жаловало султана за проявленную по отношению к нему скупость, а улемы — за отмену института арпалыков, особых пожалований за службу, что серьезно затронуло их экономические интересы 345. Осман покусился на традицию, не предусматривавшую непривычного поведения монарха, действия которого мусульманское духовенство сочло в данном случае недопустимым и вредным новшеством (бид‘а). Представление о бид‘а, возникшее еще на раннем этапе истории ислама, включало в себя всё, противоречащее словам и поступкам пророка Мухаммада, став важным орудием в руках мусульманского духовенства в случае его несогласия с нововведением любого рода. Любая инновация, сколь бы малого и частного характера она ни была, традиционно встречалась в мусульманском обществе с известной долей враждебности. В данном случае предполагаемые нововведения Османа затронули интересы двух самых могущественных социальных групп османского общества — регулярной армии и сословия улемов. При этом, конечно, реальная сила находилась в руках янычар, лишь они могли помешать чрезвычайным мероприятиям Османа. Их выступление, особенно в связи с просочившимися слухами об их замене каирскими янычарами, было почти неизбежным.

Между тем сановники и дворцовые служащие уже готовились к тому, чтобы сопровождать султана в его путешествии. На стоящие на рейде суда грузилась необходимая поклажа, а сам Осман со дня на день должен был переправиться на азиатский берег Босфора, не подозревая, что в это время набирает силу заговор с целью не допустить его отъезда. Кое-кто из дворцовых слуг знал о готовящемся заговоре. Так, главный астролог двора Мехмед-эфенди, предсказавший султану, что ему не удастся благополучно совершить хадж 346, намекнул группе послушно готовившихся к путешествию османских должностных лиц, что они занимаются пустыми хлопотами.

Ибрахим Печеви, бывший свидетелем многих из этих событий, сообщает в своем труде, что беспорядки начались в мечети Сулейманийе; одновременно у резиденции янычарского аги собралась огромная толпа янычар и придворных сипахи. Среди собравшихся в мечети находились горожане «всех видов и состояний», позакрывавшие свои торговые лавки и явившиеся, чтобы стать свидетелями важных событий. По привычному уже сценарию такого рода происшествий бунтовщики потребовали отставки великого везира Дилавер-паши. Не добившись поддержки в этом у самого влиятельного человека двора — султанского ходжи Омера, они двинулись к площади Эт мейда-ны, обычном месте сборищ янычар.

Одновременно с этим к султану направилась депутация мусульманского духовенства, состоявшая из духовных должностных лиц, суфийских шейхов и сеййидов с сообщением о начавшемся бунте. Осман встретил их угрозами и обвинениями в его подготовке. Между тем депутация просила султана отказаться от его поездки, ссылаясь на то, что османские султаны никогда не совершали паломничеств в Мекку. Улемы заявили также, что считают справедливым требование янычар и сипахи наказать всех тех лиц из окружения султана, которые «подстрекали» Османа к совершению хаджа.

Высшее мусульманское духовенство преследовало две цели — помешать поездке султана и физически устранить лиц, оказывавших «дурное влияние» на монарха. Улемы убеждали Османа, что только казнь виновных сможет успокоить бунтующих. Однако никакие уговоры не действовали — султан отказывался отдать в руки палачей своих фаворитов. Это также было неслыханным нарушением традиционных «правил игры», за которое Осман жестоко поплатился. Ибрахим Печеви приводит в своем труде циркулировавшие в столице слухи о том, что глава стамбульских сеййидов обратился к бунтовщикам со словами, призывавшими их действовать в сложившихся обстоятельствах по своему усмотрению.

Толпа янычар и сипахи хлынула во дворец, силой проникнув во внутренние помещения. Там бунтовщики обнаружили дрожавшего от страха Мустафу, дядю султана Османа, короткое время в 1617 и 1618 г., после смерти султана Ахмеда I, занимавшего престол, и доставили его в помещение, где проходили заседания султанского дивана. Здесь они присягнули на верность возведенному ими на престол Мустафе. Пригрозив оружием, они заставили присягнуть Мустафе и шейхульислама. Осман II, поняв, что совершил крупную ошибку, запоздало выдал бунтовщикам великого везира Дилавер-пашу и главу черных евнухов, которые были здесь же зарублены. Нового султана Мустафу, его мать и няньку посадили на арбу и провезли через весь город, доставив в янычарские казармы и поместив в казарменной мечети Орта джами. Это было невиданное зрелище. Никогда еще янычарские казармы не принимали под свою защиту османского султана, являвшегося к тому же ставленником самих янычар.

События в городе привлекли внимание всех стамбульцев, побросавших все свои дела ради того, чтобы увидеть Мустафу, едущего в странной позе на простой арбе в сопровождении янычар. Странность ситуации заключалась и в том, что не султан, как это традиционно бывало при восшествии на престол, бросал деньги в толпу, а сами горожане, вытаскивая монетки, бросали их в повозку, в то время как Мустафа время от времени бормотал какие-то слова своим подданным.

Складывалось явное двоевластие. Осман, все еще находившийся в своем дворце, производил новые назначения на должности. Великим везиром, согласно его указу, стал Хюсейн-паша, янычарским агой — Чешмели Кара Али-ага. Новый великий везир, в сопровождении большого числа своих приближенных, во второй половине дня посетил столичную мечеть Шехзаде джами, где произнес успокоительную речь перед верующими. Новый янычарский ага также приступил к исполнению своих обязанностей, прибыв в официальную резиденцию янычарского аги. Здесь он заявил, что к вечеру со смутьянами будет покончено. Наиболее действенным средством для этого был сочтен подкуп янычарской верхушки. Великий везир предлагал Осману II лично одарить офицеров и старейшин янычарского корпуса золотыми монетами, т. е. действовать хорошо известным в прошлом способом. Для этого он предлагал султану лично отправиться в резиденцию янычарского аги. Нашлись сомневающиеся в разумности этой акции. Так, тезкереджи (письмоводитель) великого везира отговаривал своего патрона от того, чтобы столь прямо сталкивать Османа и Мустафу, но Хюсейн-паша считал необходимым поступить предложенным образом, чтобы утвердить власть законного султана и «навести порядок» в государстве.