Николай Коняев - Петербург: неповторимые судьбы [Город и его великие люди]

Так было, например, во время сталинских чисток тридцатых годов, когда чекистские начальники, тайно симпатизируя представителям ленинско-троцкистской гвардии, сознательно доводили репрессии до немыслимых размеров, подвергая репрессиям не только большевиков-ленинцев, троцкистов и зиновьевцев, но и людей, никакого отношения к этим ненавистникам России не имеющих.

Точно так же действовали и враги императора Павла.

Граф Петр Алексеевич Пален рассказывал графу Ланжерону что однажды, воспользовавшись хорошим настроением императора, «когда ему можно было говорить что угодно», разжалобил его насчет участи разжалованных офицеров.

Павел «был романического характера, он имел претензию на великодушие. Во всем он любил крайности: два часа спустя после нашего разговора двадцать курьеров уже скакали во все части империи, чтобы вернуть назад в Петербург всех сосланных и исключенных со службы. Приказ, дарующий им помилование, был продиктован мне самим императором. Тогда я обеспечил себе два важных пункта: 1) заполучил Беннигсена и Зубовых, необходимых мне (для организации заговора против Павла – Н. К.), и 2) еще усилил общее ожесточение против императора: я изучил его нетерпеливый нрав, быстрые переходы от одного чувства к другому, от одного намерения к другому, совершенно противоположному. Я был уверен, что первые из вернувшихся офицеров будут приняты хорошо, но что скоро они надоедят ему, а также и следующие за ними. Случилось то, что я предвидел, ежедневно сыпались в Петербург сотни этих несчастных: каждое утро подавали императору донесения с застав. Вскоре ему опротивела эта толпа прибывающих: он перестал принимать их, затем стал просто гнать и тем нажил себе непримиримых врагов в лице этих несчастных, снова лишенных всякой надежды и осужденных умирать с голоду у ворот Петербурга (выделено нами – Н. К.)».

Сам Павел понимал это, но исправить ситуацию не мог. «Меня выставляют за ужасного невыносимого человека, – говорил Павел в апреле 1800 года шведскому послу, – а я не хочу никому внушать страха».

К этим словам императора можно было бы отнестись с некоторым скепсисом, но вот что любопытно. Самые спокойные месяцы правления Павла – сентябрь-октябрь 1800 года. Неслышно становится о жутких экзекуциях, меньше обрушивается опал. А что случилось?

Да ничего. Просто как раз в эти месяцы граф Пален отправлен командовать армией на прусской границе, а должность военного губернатора Петербурга исполняет генерал-лейтенант Александр Сергеевич Свечин [8] Александр Сергеевич Свечин как-то очень странно и неясно связан с событиями 11 марта. Во-первых, не очень понятно, как он исполнял обязанности петербургского военного губернатора в сентябре-октябре 1800 года, если вышел в отставку еще 30 мая 1800 года. Во-вторых, очень странно, что, зная о заговоре, он «не изменил доверию». Все-таки речь шла не о любовной интрижке, а о государственной измене. Ну, а в-третьих, очень любопытно, что Александр Сергеевич Свечин всего на неделю пережил императора Павла и умер 42-х лет от роду 18 марта 1801 года. .

Любопытно, что граф Никита Петрович Панин пытался вовлечь Свечина в заговор. Он объявил ему, что решено заставить Павла отречься от престола в пользу сына Александра. Свечин был отважным генералом, героем Русско-шведской войны 1788–1790 годов. Он с негодованием отверг предложение Панина, но объявил при этом, что «не изменит доверию» Никиты Петровича и не будет доносить на него.

На этом дело и закончилось, если не считать того, что через две недели Александру Сергеевичу Свечину пришлось освободить место военного губернатора для графа Палена: не могли заговорщики оставить такой пост за человеком, который не поддерживает их. Другое дело Пален.

Фон дер Палену было в 1801 году пятьдесят шесть лет. С главными заговорщиками он был знаком давно. В армии Петра Ивановича Панина воевал ротмистром еще в Турецкой кампании 1770 года, с Платоном Александровичем Зубовым познакомился в бытность свою правителем Рижского наместничества.

Зубов проезжал тогда через Ригу в Митаву осматривать свои имения, и фон дер Пален расстарался. Встретил Платона Александровича так, что удостоился гнева императора Павла.

«С удивлением уведомился я обо всех подлостях, вами оказанных в проезд князя Зубова через Ригу, – написал тогда Павел. – Из сего я и делаю сродное о свойстве вашем заключение, по коему и поведение мое против вас соразмеренно будет».

Пален был выключен со службы, но через полгода принят снова и получил возможность лично представиться Павлу.

Человек умный, хитрый и совершенно аморальный, фон дер Пален славился умением быстро нащупывать слабости собеседника и самым бессовестным образом играть на них. Говорят, что в родной Лифляндии о Палене говорили: Er hat die Pfiffologie studiert – от немецкого слова pfiffing – хитрый, ловкий, пронырливый человек, который всегда запутывает других, а сам никогда не остается в дураках. Самое любопытное, что Пален и сам употреблял это выражение, желая похвалить кого-либо.

Стремительна его карьера в Петербурге. Тридцать первого марта 1798 года Пален пожалован чином генерала от кавалерии и 28 июля назначен санкт-петербургским военным губернатором. В этой должности он находился до 12 августа 1800 года, когда Павел поручил ему командование армией, выдвинутой на границу с Пруссией.

На примере интриги, посредством которой были возвращены в Петербург Беннигсен и Зубовы, мы видели, как ловко использовал Пален маску преданного императору человека. Будучи прекрасным психологом, он играл на лучших чувствах Павла, чтобы употребить достигнутое во вред ему.

Как плелись нити заговора, точно установить сейчас невозможно, но на основании многочисленных свидетельств можно сделать вывод, что вначале заговором руководили Никита Петрович Панин [9] Никита Петрович Панин был сыном генерал-аншефа, сенатора Петра Ивановича Панина, а также – племянником графа Никиты Ивановича Панина, министра и воспитателя великого князя Павла Петровича. При Екатерине Никита Петрович Панин был посланником в Гааге и Берлине, при Павле – вице-канцлером и министром иностранных дел. и генерал де Рибас. В заговор был посвящен и наследник престола великий князь Александр Павлович.

«…Граф Панин, – писал в своих записках Беннигсен, – обратился к великому князю. Он представил ему те несчастия, какие неминуемо должны явиться результатом этого царствования, если оно продлится; только на него одного нация может возлагать доверие, только он один способен предупредить роковые последствия, причем Панин обещал ему арестовать императора и предложить ему, великому князю, от имени нации бразды правления. Граф Панин и генерал де Рибас были первыми, составившими план этого переворота. Последний так и умер, не дождавшись осуществления этого замысла, но первый не терял надежды спасти государство. Он сообщил свои мысли военному губернатору графу Палену. Они еще раз говорили об этом великому князю Александру и убеждали его согласиться на переворот, ибо революция, вызванная всеобщим недовольством, должна вспыхнуть не сегодня завтра, и уже тогда трудно будет предвидеть ее последствия. Сперва Александр отверг эти предложения, противные чувствам его сердца. Наконец, поддавшись убеждениям, он обещал обратить на них свое внимание и обсудить это дело столь огромной важности, так близко затрагивающее его сыновние обязанности, но вместе с тем налагаемое на него долгом по отношению к его народу. Тем временем граф Панин, попав в опалу, лишился места вице-канцлера, и Павел сослал его в подмосковное имение, где тот, однако, не оставался праздным.