Ангелос Ханиотис - Эпоха завоеваний [Греческий мир от Александра до Адриана, 336 г. до н.э. — 138 г. н.э.]

Хороший пример воздействия завоевания и умиротворения на экономику дает Крит. Как только критяне, привыкшие зарабатывать на жизнь разбоем и наемничеством, оправились от шока после покорения их острова в 67 году до н. э., они стали пользоваться преимуществами, которые предоставляло включение их плодородной области в Римскую империю. В дополнение к крупномасштабному экспорту вина имеются свидетельства торговли оливковым маслом и лекарственными растениями; о появлении новой продовольственной индустрии говорят большие пруды, использовавшиеся для выращивания рыбы в имперский период; кроме того, Крит выделялся производством глиняных ламп, которые вывозились в Малую Азию и Северную Африку. Толчок к их производству дали италийские иммигранты из Кампании. В середине II века н. э. великий врач Гален сообщал о другом доходном экспорте, неизвестном до римского завоевания:

«Каждый год летом в Рим с Крита прибывает множество лекарственных растений. Император держит травников с этого острова, которые доставляют не только ему, но и всему городу корзины целебных трав. Крит направляет эти травы и в другие земли, потому что этот остров изобилует травами, плодами, початками, корнями и соками. Все продукты привозятся в чистом виде, но некоторые соки подслащают, хотя и нечасто. Разнообразие критских растений столь велико, что знахарям не приходится обманывать заказчиков».

Превращение стран греческого мира в римские провинции происходило медленно. Римские власти решали проблемы по мере их поступления; у них не было плана. Это не значит, что они не замечали некоторых долговременных последствий своих решений. Они не пытались «романизировать» греческий Восток — особенно эллинские или сильно эллинизированные провинции с крепкими традициями городской жизни и высоким уровнем культуры. Они не искореняли местные обычаи. Они не насаждали намеренно римскую культуру, порядки, юридические институты или ценности. Но создание под единым управлением умиротворенной географической зоны, имеющей относительно четкие и стабильные границы, невероятно содействовало интеграции. К тому времени, когда Адриан второй раз объезжал свои восточные провинции, женщины имитировали прическу его жены, а мужчины — его бороду; в любом уголке Римской империи можно было найти людей с императорским именем Публий Элий, которых Адриан одарил гражданством; греки перенимали латинские слова; колонны из карьеров Клавдиевой горы ( Mons Claudianus ) в Египте доставляли на кораблях в Рим, чтобы поставить их в пантеоне; из египетских Береники и Птолемаиды суда регулярно отправлялись в порты Аравии и Индии; корзины критских лекарственных растений прибывали в Рим и другие города; караваны из Месопотамии и Аравии достигали Римской империи через сирийскую Пальмиру и иорданскую Петру — торговые пути охраняли римские гарнизоны в крепостях вроде Дура-Эвропоса. В 155 году н. э. Элий Аристид в «Похвале Риму», прочитанной в столице империи, нарисовал картину процветания и изобилия. Оставим в стороне преувеличения профессионального панегириста; его речь тем не менее свидетельствует о возможностях, которые развитый экономический обмен предоставлял на протяжении более чем столетия непрерывного мира, данного большинству греческих регионов:

«[Средиземное] море же, словно некий земной пояс, простерлось посреди населенного мира и одновременно всех ваших владений. Вокруг него „величественные, на пространстве великом“ простираются материки, изобилующие для вас. Все, что произрастает в разные времена года, производится в различных странах, водится в реках и озерах, создается искусством эллинов и варваров, привозится сюда со всех уголков земли и моря. Так что, если кто-нибудь пожелает все это увидеть, ему придется или обойти весь населенный мир, или оказаться вот в этом Городе. Ибо из того, что выращивается и производится людьми, нет ничего, в чем бы здесь когда-нибудь был недостаток… Грузов из Индии и, если угодно, даже из счастливой Аравии здесь можно увидеть столько, что можно подумать, будто у местного населения деревья остались голыми, и если жители этих стран будут испытывать в чем-то нужду, то придется им ехать сюда, прося доли из своих же собственных богатств» [115] Элий Аристид. Похвала Риму. 11 (пер. С. И. Межерицкой). Автор в своей речи цитирует «Илиаду» Гомера, эти слова закавычены. .

Взгляд Аристида — образованного землевладельца из Малой Азии, семья которого получила римское гражданство при Адриане и извлекала выгоду из римского господства, — определенно, не разделялся евреями, последнее восстание которых было подавлено за 20 лет до составления речи. И вряд ли его могли принять те, кто едва мог платить дань, которой подпитывалось величие Рима, как шестью веками ранее на ней держался блеск Перикловых Афин.

Надпись из Метрополя в Малой Азии, сделанная в I или II веке н. э., сохранила имена тех, кто пожертвовал на гимнасий — место для атлетических тренировок и отдыха. Список предваряет следующая преамбула:

«На удачу и спасение императоров и всего их дома, когда Александр, сын Александра, внук Рексимаха, был жрецом, на второй день месяца дистра. В соответствии с декретом старейших граждан, когда Александра Миртона, дочь Асклепиада, являлась гимнасиархом , следующие лица освятили пожертвования императорам и старейшим гражданам».

Гимнасий был посвящен императорскому семейству и помещен под его защиту. Предназначен он был для граждан старше 60 лет ( presbyteroi ). Большинство благотворителей обещали оплатить триклиний — набор из трех кроватей для пиров. Старики Метрополя приходили в гимнасий не только для того, чтобы тренировать тело, но и — вероятнее — чтобы выпить и поговорить на этих ложах. Лишь один из жертвователей был «сам из числа пресвитеров »; множество людей, внесших вклад, сделало это для старших членов своих семей и ради своего собственного будущего.

Во всем этом нет ничего необычного; напротив, этот текст выражает три важных феномена эллинистического и имперского периодов — благотворительность, объединение в добровольные ассоциации, а также социальное и культурное значение гимнасия. Но здесь есть два поразительных момента, немыслимых до III века до н. э. Во-первых, женщина предстает исполнителем важной полисной функции гимнасиарха — управляющего исключительно мужским учреждением. Она владела этой должностью единственно благодаря своему богатству; ведь она упоминается среди благотворителей, внесших значительную сумму (630 денариев). Во-вторых, среди жертвователей мы находим троих индивидов, которым точно нельзя было ступать через порог гимнасия, — двух женщин и одного общественного раба. Они сделали пожертвование, потому что располагали средствами и были вольны ими распоряжаться, а также потому, что ожидали получить за свое благодеяние публичное признание.