Кэролли Эриксон - Елизавета I

Это было чистое безумие, и адмирал полностью просчитался, не предполагая возможной реакции Елизаветы на подобное предложение. «Не может быть, чтобы он сказал такое!» — резко бросила она. «Да нет же, это его собственные слова», — смущенно возразил Перри. «В таком случае передайте ему, что ничего подобного не будет. Никуда я не пойду и никого уговаривать не стану!»

Елизавета терпеть не могла герцогиню с ее всегдашним высокомерием; а тут еще эти недавние угрозы уволить миссис Эшли. Потому она так и обозлилась — неужели Сеймур думает, что она способна на подобное лицемерие? Возможно, реагировала Елизавета чрезмерно, даже преувеличенно бурно, но на это у нее могли быть свои причины.

Как бы юна она ни была, сколь бы ни льстило ей внимание Сеймура и как ни кружилась голова, Елизавета, должно быть, рано почувствовала, что ничего из затеи Сеймура не выйдет. Все к этому шло. То есть конечная цель, насколько она могла судить, осталась прежней, но двигался он теперь к ней ни шатко ни валко. Уже не покушался на власть с такой откровенностью, как прежде, уже не собирал толпы людей, чтобы вести их на штурм Лондона. Да и политическое влияние его, наверное, упало — иначе зачем бы ему использовать невеликие возможности Елизаветы для воздействия на Тайный совет? Вместо того чтобы действовать, Сеймур медлил, запершись в своем лондонском доме и как будто выжидая благоприятного для него стечения обстоятельств.

Словом, то ли из опасения, то ли из предусмотрительности, но Елизавета отказалась даже встретиться с ним. Не исключено, что

каким-то окольным путем она поощряла его к действиям, но никаких свидетельств тому не осталось. Отвечая на вопрос о близящемся замужестве Елизаветы, о котором говорили на каждом углу, Кэт Эшли (можно не сомневаться, что солгать она постаралась с предельной убедительностью) ответила: «Об этом не только речи — даже мысли быть не может».

Перри с Сеймуром продолжали встречаться, но атмосфера этих встреч сильно переменилась. Сеймур сделался язвителен и угрюм и, похоже, перестал доверять казначею. Он чувствовал, что попал в полную зависимость от брата, и как-то, придя в сильное возбуждение, сказал Перри, что брак, о котором он мечтает, не состоится, потому что «регент никогда не даст на него согласия». И словно забыв, что он не один, Сеймур принялся выкрикивать бессвязные ругательства, перемежающиеся фразами, которые его собеседник никак не мог разобрать: «Меня затерли» или «Меня стерли» — что- то в этом роде. Холодно предложив Перри заходить, когда он окажется с Елизаветой в Лондоне в следующий раз, Сеймур отпустил гостя. Это была их последняя встреча.

Вскоре после нее Сеймур предпринял отчаянный и, конечно, совершенно безумный шаг. Отослав куда-то с разными поручениями стражу, он проник в личные апартаменты короля, но, еще не добравшись до цели, переполошил весь дворец, выстрелив в собаку, охранявшую двери в спальню. На выстрел прибежали дежурные камергеры, за ними слуги. В конце концов им удалось отыскать нарушителя спокойствия в окружении группы своих сообщников — они прятались во дворце. Сеймура призвали на заседание Тайного совета, но он отказался, требуя гарантий неприкосновенности и заложников в придачу. Гарантии неприкосновенности он получил — в Тауэре.

История получила широкую огласку, и толковали ее в однозначно зловещем смысле: Сеймур вознамерился убить короля, регента и Марию, а затем жениться на Елизавете и стать таким образом королем Англии. Пэджет называет его «величайшим мошенником» и бандитом, у которого было «больше амбиций, чем ума и даже простого здравого смысла», по из его слов явствует, что адмирал не мог рассчитывать на помилование именно потому, что до настоящего преступника — хитрого и коварного — он не дотягивал. Отыскали и допросили его союзников и сообщников, против него самого был выдвинут длинный перечень обвинений. Над всеми ними нависла фатальная угроза.

Через несколько дней после ареста адмирала в Хэтфилде появилась небольшая группа людей, судя по виду, явно посланных туда с каким-то важным делом. Услышав об их прибытии, казначей кинулся, словно загнанный заяц, в свои апартаменты. Руки его тряслись, лицо побелело от страха. Один слуга припоминает, что выглядел он «бледным и потерянным», заламывал руки и говорил жене: «Лучше бы я не родился на свет». Перри ничуть не сомневался, что эти люди посланы по его душу и над жизнью его нависла смертельная угроза. Перед тем как его арестовали, он успел сорвать с шеи цепь — знак занимаемой должности, а с пальцев — кольца, усыпанные драгоценными камнями. Должно быть, их вместе с другими драгоценностями захватила в Лондон жена, отправившаяся туда вслед за беднягой Перри.

Не успев укрыться, не успев обратиться за помощью к своей повелительнице, не успев даже перемолвиться словом, Перри, Кэт Эшли и еще один слуга попали в руки угрюмых стражников, спешно доставивших их в столицу.

Разбирательство — это был еще не официальный допрос — началось тотчас же. Кэт Эшли и Перри не успели еще отвезти далеко от дома, как Елизавете пришлось отвечать на вопросы, что связывает ее с Сеймуром. Она была совершенно ошеломлена происходящим и только отрицательно качала головой. Потом она несколько пришла в себя, и на следующий день подтвердились худшие из ее опасений.

Роберт Тайритт, хитрый и циничный дознаватель, которого Совет послал в Хэтфилд добиться от Елизаветы всей правды, начал осаду с уловки. Он позаботился о том, чтобы письмо, якобы посланное одной из придворных Елизаветы ее подругой, а на самом деле сфабрикованное им самим, попало в руки принцессы. Из него она узнала о судьбе своих приближенных: Кэт и Перри заключены в Тауэр.

Прочитала она это письмо в присутствии леди Браун, одной из доверенных своих фрейлин, а та передала ее реакцию Тайритту. По ее словам, Елизавета «сильно расстроилась» и залилась слезами. Выплакавшись, она взяла себя в руки и задала леди Браун главный вопрос: признались ли в чем-нибудь Эшли и Перри?

Скорее всего леди Браун сказала, что ничего не знает, и Елизавета, которой растерянность теперь не мешала мыслить трезво и ясно, попыталась сообразить, в каких достаточно безобидных проступках могли сознаться ее приближенные. Сделав вид, что хочет лишь узнать всю правду, она послала за Тайриттом, намереваясь выведать, что же все-таки сказали своим тюремщикам Кэт и Перри.

Начала она с двух небольших признаний, которые не могли иметь сколько-нибудь серьезных последствий. Первое — в приписке к одному из своих посланий Сеймуру она заметила, что Перри можно «доверять» во всем. Но относилось это вовсе не к каким-то тайным замыслам, речь просто шла о том, чтобы подыскать ей жилище в Лондоне. И второе — миссис Эшли предостерегала милорда адмирала против приезда в Хэтфилд, дабы «избежать возможных криво- толков». Впрочем, даже и это не понравилось Елизавете — нет и не может быть никаких «кривотолков». Но в любом случае нельзя такую мелочь ставить в вину человеку.