Арсений Зайцов - 1918: Очерки истории русской Гражданской войны

Генерал Деникин пишет [37] Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 187, 188. : «19 декабря приехал Корнилов, с нетерпением ожидаемый всеми. После первого свидания с Алексеевым стало ясно: совместная работа их вследствие взаимного предубеждения друг против друга будет очень нелегка. О чем они говорили, я не знаю, но приближенные вынесли впечатление, что расстались они темнее тучи… Предстояло решить основной вопрос существования, управления и единства Алексеевской организации. По существу, весь вопрос сводился к определению роли и взаимоотношений двух генералов – Алексеева и Корнилова… Между тем обоим в узких рамках только что начавшегося дела было, очевидно, слишком тесно».

В конце декабря в Новочеркасск прибыли представители образовавшегося осенью 1917 г. в Москве из представителей буржуазно-либеральных кругов так называемого Московского центра. 31 декабря состоялось первое большое совещание генералов и московских делегатов. Эти последние настаивали на том, чтобы генерал Корнилов оставался на юге России и работал совместно с генералами Алексеевым и Калединым. Так как генерал Корнилов не соглашался, то было заявлено, что «московские общественные организации совершенно определенно поручили объявить, что руководители антибольшевистского движения могут рассчитывать на моральную помощь лишь при условии, что все они (Алексеев, Корнилов и Каледин) будут работать на юге России совместно… Генерал Корнилов принужден был согласиться» [38] Лукомский А. С. Указ. соч. Т. I. С. 280. .

Генерал Деникин, описывая это совещание, говорит: «Произошла тяжелая сцена, Корнилов требовал полноты власти над армией, не считая возможным иначе управлять ею, и заявил, что в противном случае он оставит Дон и перейдет в Сибирь…» [39] Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 188.

Наконец 6 января 1918 г. был объявлен приказ о вступлении генерала Корнилова в командование армией, которая с этого дня официально стала именоваться Добровольческой армией , а генерал Лукомский был назначен ее начальником штаба.

Генерал Корнилов был вынесен судьбой на гребень контрреволюционной волны. Все его прошлое, красочность и оригинальность его фигуры как-то невольно вы двигали его на роль всероссийского диктатора. Несомненно, что генерал Корнилов это сознавал, и его тянуло на широкий общероссийский простор. На Дону ему было тесно. Его манила Сибирь. Ореол его имени был, несомненно, крупнейшей ценностью в эти смутные дни [40].

Окончательно взаимоотношения между донским атаманом генералом Алексеевым и командующим Добровольческой армией генералом Корниловым были после этого оформлены на основании предложенного генералом Деникиным «триумвирата», в котором роли были распределены так:

– генерал Алексеев – внешние сношения, финансовое и гражданское управление,

– генерал Корнилов – власть военная,

– генерал Каледин – управление Донской областью.

Верховной властью являлся весь триумвират.

Одновременно с этим, однако, организация власти сильно осложнялась созданием при генерале Алексееве особого Совета из представителей «русской общественности». По определению главного инициатора этого учреждения – М. М. Федорова, задача Совета заключалась в «организации хозяйственной части армии, сношений с иностранцами на казачьих землях местными правительствами и с русской общественностью» [41].

Не обладая ни территорией, ни материальными средствами, ни достаточным авторитетом, Совет, к тому же еще пополненный социалистами во главе с Савинковым, конечно, только тормозил дело Добровольческой армии. Бесславно просуществовав несколько дней, Совет так же бесславно закончил свое существование. Генерал Корнилов наконец предъявил ему ультиматум, потребовав от московских делегатов «письменного извещения, что Совет признает себя органом только совещательным при командовании из трех генералов и ни один вопрос, внесенный на рассмотрение Совета, не получает окончательного разрешения без утверждения означенных трех лиц и т. д.».

25 января Совет принял ультиматум Корнилова, а через несколько дней он и фактически перестал существовать. Генерал Деникин, оценивая значение Совета, пишет: «Чтобы понять обращение Корнилова именно к московской делегации, нужно иметь в виду, что в глазах триумвирата она пользовалась известным значением, так как с ней связывалось представление о широком фронте русской общественности. Это было добросовестное заблуждение членов делегации, вводивших так же добросовестно в заблуждение и всех нас. Сами они стремились принести пользу нашей армии, но за ними не было никого» [42].

Главного, в чем нуждалась Добровольческая армия, – материальных средств, русская общественность всех оттенков дать ей не смогла. Политический же общероссийский орган на донской территории был, конечно, в эту эпоху лишь политическим недоразумением.

9 января 1918 г. штаб Добровольческой армии обнародовал воззвание, в котором разъяснялись цели, преследуемые армией. Основной целью ставилось создание организованной военной силы, которая могла быть противопоставлена надвигающейся анархии и «немецко-большевистскому» нашествию. Первой целью воззвание ставило противостоять вооруженному нападению на юге и юге-востоке России «рука об руку с доблестным казачеством по первому призыву его круга, его правительства и вой скового атамана в союзе с областями и народами России, восставшими против немецко-большевистского ига». Наряду с ней, однако, Добровольческой армии ставилась задача быть «той действенной силой, которая даст возможность русским гражданам осуществить дело государственного строительства Свободной России. Новая армия должна стоять на страже гражданской свободы, в условиях которой хозяин земли русской – ее народ – выявит через посредство избранного Учредительного собрания державную волю свою» [43].

Воззвание это, таким образом, становилось на точку зрения непредрешения ни будущей формы правления, ни земельного вопроса. «Мир и земля», провозглашенные большевиками, не нашли в этом воззвании противоядия. Взамен конкретной «цели», по существу дела, воззвание ограничивалось лишь указанием «средства» – создания организованной вооруженной силы. Сама цель оставалась туманной, будучи предоставлена выявлению «державной воли» народа…

Генерал Лукомский в своих воспоминаниях указывает, что при обсуждении воззвания возник вопрос – о каком Учредительном собрании идет речь: о новом или об Учредительном собрании 1917 г. «Все, – пишет генерал Лукомский, – высказались единодушно, что об Учредительном собрании 1917 г. не может быть и речи» [44].

Однако редакция воззвания не вполне точно отражает эти настроения. Ведь Учредительное собрание 1917 г. в день обнародования воззвания (9 января) еще не было собрано, и поэтому легко можно было понять, что вопреки пожеланиям его авторов воззвание говорило именно о нем.