Петр Черкасов - Правители Франции XVII-XVIII века

Трудно сказать, какая из этих двух версий ближе к истине. Так или иначе, но добродетельная Луиза избежала участи как шпионки кардинала, так и королевской наложницы. 19 мая 1637 года 22-летняя графиня оставляет место фрейлины Анны Австрийской и отправляется в монастырь Сент-Мари-де-ла-Визитасьон в предместье Парижа. Попытки короля воспрепятствовать этому не увенчались успехом. Девушка проявила характер. В монастыре она принимает новое имя — сестра Анжелика. Но король не забывал Луизу. Он часто навещал ее в монастыре, где они подолгу о чем-то уединенно беседовали. Когда Людовик уезжал из Парижа, они вели переписку.

Но и Ришелье не дремал. Он сумел подкупить некоего Бузенваля, доставлявшего письма короля Луизе. Не ограничившись ролью «третьего лишнего», кардинал стал прикладывать руку к переписке: его люди умело заменяли слова и даже целые предложения в расчете поссорить короля с юной монахиней. И надо признать, кардинал преуспел в своем недостойном предприятии, сумев постепенно разрушить их доверительные отношения. Последняя встреча Людовика XIII и Луизы де Лафайет произошла в монастыре 5 декабря 1637 года. Историки утверждают, что Луиза горячо убеждала короля примириться с королевой.

Именно влиянию монахини осведомленные современники приписывали поразившее двор событие: вернувшись поздним декабрьским вечером в Лувр, король впервые после длительного перерыва провел ночь в спальных покоях Анны Австрийской. Шесть недель спустя Франция будет официально извещена о беременности королевы.

Впрочем, заслугу в появлении долгожданного дофина многие склонны были приписывать и всемогущему кардиналу Ришелье, долго и последовательно убеждавшему Людовика XIII во имя высших государственных интересов восстановить супружеские отношения с Анной Австрийской и дать Франции будущего короля.

Что же касается «сестры Анжелики», то она окончит свои дни в 1665 году в монастыре близ Шайо в возрасте сорока шести лет.

Болезненной для Людовика XIII оставалась проблема его отношений с матерью, Марией Медичи. Их примирение в 1621 году не было прочным. Королева-мать продолжала надеяться на восстановление прежнего влияния на сына. Большую роль в своих расчетах Мария Медичи отводила кардиналу Ришелье. Однако вскоре она с прискорбием констатировала, что обманулась в своих расчетах и ожиданиях.

К этому времени Ришелье окончательно осознал всю пагубность подчинения внешней политики Франции интересам католицизма и дружбе с Габсбургами, за что ратовала королева-мать и ее сторонники, составлявшие группировку так называемых «святош».

«Святошам» в окружении короля противостояли «барбоны», которые в одинаковой степени отвергали и гугенотский сепаратизм, и папский универсализм, настаивая на защите национальных интересов Франции, никак не совпадавших с интересами Габсбургов, доминировавших в Европе. Ришелье, которого не без оснований считали ставленником Марии Медичи и ее партии, стал для «барбонов» неожиданным союзником.

Разрыв Ришелье с теми, кто призвал его к власти, стал неизбежным после того, как «святоши» в ноябре 1630 года потребовали полного искоренения во Франции протестантской «ереси», а заодно и удаления министра-кардинала, не оправдавшего доверия королевы-матери. У всех создавалось впечатление, что король склонен принять сторону Марии Медичи. Но в этот критический момент королева-мать совершила роковую ошибку. Воспользовавшись отъездом короля из Парижа, она самовольно объявила о передаче руководства делами Королевского совета из рук Ришелье канцлеру Мишелю де Марильяку, своему приверженцу.

Отстраненный министр-кардинал с часу на час ожидал ареста. Когда его вызвал вернувшийся в Париж король, Ришелье счел, что его участь решена. Каково же было его изумление, когда, едва переступив порог королевского кабинета, он оказался в объятиях Людовика XIII. «В вашем лице я имею самого верного и самого любящего слугу, которого когда-либо знал мир», — заявил король опешившему Ришелье, и кардинал понял, что спасен. По всей видимости, король был крайне раздражен тем, что королева-мать самовольно присвоила себе его прерогативу — смещать и назначать министров. Вернув Ришелье его полномочия, Людовик XIII дал кардиналу самое веское доказательство своей нерасторжимой связи с ним и с его политическим курсом. С легкой руки соратника Ришелье графа де Ботрю 10 ноября 1630 года (день победы Ришелье над «святошами») войдет в историю Франции как «день одураченных» («journée des Dupes»).

Людовик XIII немедленно созвал Королевский совет и объявил об отстранении Мишеля де Марильяка от должности. Канцлер был взят под стражу и выслан из Парижа; два года спустя он умрет в заточении. Его родной брат маршал Луи де Марильяк, возглавлявший в тот момент армию в Северной Италии, был объявлен изменником и арестован. Волна арестов накрыла и других ближайших сподвижников Марии Медичи.

Сама королева-мать переживала глубокое душевное потрясение. Один за другим исчезали те, кто составлял круг ее приверженцев. Одних арестовали, другие сами поспешно покинули ее двор. Под шумок из Парижа отбыл и ее любимец Гастон Орлеанский, младший брат короля. Этот трусливый лицемер первым поздравил Ришелье с победой, одержанной над его родной матерью, и тайно уехал в Орлеан, откуда через несколько месяцев перебрался в Безансон, находившийся под управлением Испании. Там он заручился обещанием поддержки Мадрида и начал формировать армию для похода на Париж.

Тем временем Мария Медичи развернула кампанию против Ришелье, в которой важную роль играли ругательные памфлеты — либеллы. В короткий срок Париж наводнили враждебные кардиналу листовки. Вот один из такого рода памфлетов:

Но вскоре, осознав, что окончательно проиграла, Мария Медичи принимает решение бежать за пределы Франции. 20 июля 1631 года, заручившись содействием своего духовника и одного из офицеров охраны, она осуществляет это намерение и объявляется в нидерландских провинциях Испании, откуда впоследствии переберется в Кельн. «Покидая королевство, она уходила также и из истории», — образно заметил один из французских историков.

Когда в Париже стало известно о бегстве королевы-матери, Людовик XIII выпустил декларацию, осуждающую антигосударственные поступки Марии Медичи. На все ее имущество во Франции был наложен арест. Те, кто так или иначе способствовал ее побегу, были объявлены государственными преступниками. «Отъезд королевы-матери и Монсеньора (Гастона Орлеанского. — П. Ч .), — вспоминал впоследствии Ришелье, — избавил королевство от грозивших ему несчастий». Сам же министр-кардинал после «дня одураченных» был возведен в достоинство герцога и пэра Франции. Это стало еще одним свидетельством привязанности к нему со стороны Людовика XIII.