Петр Черкасов - Правители Франции XVII-XVIII века

Именно этот день, 10 марта 1661 года, и можно считать началом фактического царствования Людовика XIV, которого уже современники назовут великим и даже «королем-солнцем».

Будущий «король-солнце» родился 5 сентября 1638 года в Сен-Жермен-ан-Лэ, загородной королевской резиденции, расположенной в нескольких лье к западу от Парижа. К тому времени Франция уже перестала надеяться на появление наследника престола. В самом деле, с тех пор как 24 ноября 1615 года король Франции и Наварры Людовик XIII был обвенчан со своей сверстницей Анной Австрийской, дочерью короля Испании Филиппа III, прошли долгие двадцать два года, но детей в королевском семействе все не было. Французы строили самые фантастические предположения на этот счет — бесплодность королевы, предающейся безнаказанному разврату, противоестественные наклонности короля, предпочитавшего красавице-жене смазливых юношей, и т. д. и т. п. Лишь немногие лица из числа доверенных придворных достоверно знали о ледяной отчужденности, существовавшей между венценосными супругами с первых дней их не задавшегося брака. Каждый из них жил своей жизнью.

Данное обстоятельство не на шутку тревожило первого министра кардинала Ришелье, которому досужая молва приписывала связь с забытой мужем королевой. Кардинал, более всего радевший о государственных интересах, приложил немалые старания, чтобы побудить короля не пренебрегать спальней своей супруги. В конце концов, настаивал министр, речь идет о судьбе династии Бурбонов, о будущем Франции.

По всей видимости, именно настойчивости Ришелье Франция была обязана долгожданным рождением дофина. Для подданных христианнейшего короля это событие поистине было даром небес! Поэтому новорожденный наследник престола получил лестное добавление к своему имени — Луи Богоданный (Louis-Dieudonné). В скором времени, 21 сентября 1640 года, в королевской семье на свет появится еще один мальчик — Филипп, герцог Анжуйский. Спустя двадцать лет, в 1660 году, когда умрет его дядя Гастон, Филипп Анжуйский унаследует его титул и станет именоваться герцогом Орлеанским.

Сочтя свою миссию исполненной, Людовик XIII вновь отдалился от королевы и мало интересовался воспитанием наследника. Он так редко виделся с ним, что ребенок воспринимал его как чужого человека и соответственно реагировал на появление отца. «С глубоким сожалением должен сообщить Вам, — жаловался король 10 сентября 1640 года в письме к Ришелье, — о том глубоком отвращении, которое мой сын питает ко мне… Едва увидев меня, он кричит так, будто его режут. При одном упоминании моего имени он становится пунцовым и заходится в плаче».

Король был убежден, что все дело здесь в происках Анны Австрийской, а не в том, что он видится с сыном от случая к случаю. «Я не могу видеть, — продолжает он жаловаться Ришелье, — как этот дегенеративный ребенок изводит ее своими ласками, все время повторяет ее имя, испытывая отвращение к моему. Я не могу все это выносить и потому прошу Вас, моего лучшего друга в этом мире, дать мне совет, как я должен поступить».

Ришелье настоятельно рекомендует королю чаще видеться с сыном и проводить больше времени с ним и с его матерью. Это должно успокоить двухлетнего малыша и сблизить его с отцом. Людовик XIII прислушался к совету своего министра. Во всяком случае, детские истерики при его появлении прекратились, сменившись обычным задушевно-снисходительным общением отца с сыном. За несколько дней до смерти больной король попросил привести к нему четырехлетнего дофина. Слабеющей рукой погладив сына по голове, отец спросил его:

— Как вас зовут?

— Меня зовут Людовик XIV, папá, — удивленно ответил мальчик.

— Нет, пока еще не так, сын мой, не спешите…

Четырнадцатым Людовиком дофин стал 14 мая 1643 года, в день смерти своего отца.

«Le Roi est mort, vive le Roi!» — привычно подумали французы…

За восемнадцать лет, отделявших восшествие на престол Людовика XIV и начало его самостоятельного правления, Франция прошла через полосу серьезных внутренних потрясений, известных под названием Фронда (от фр. fronde — праща). Эти потрясения оставили неизгладимый след в сознании юного Луи, во многом определив будущую политику «короля-солнца», железной рукой искоренявшего всякое неповиновение и властно насаждавшего свою абсолютную власть.

Кардинал Мазарини, пытавшийся продолжать политику Ришелье по укреплению королевской власти, навлек на себя неудовольствие аристократии и Парижского парламента, поддержанного провинциальными парламентами. Страна была разорена дорогостоящим участием в Тридцатилетней войне (1618–1648), и попытка Мазарини ввести новые налоги, в том числе на наследование судейскими чиновниками их должностей, встретила жесткое сопротивление столичного парламента, отказавшегося зарегистрировать эти правительственные распоряжения.

10 августа 1648 года Мазарини распорядился арестовать лидеров Парижского парламента. Реакция на это распоряжение последовала незамедлительно. Париж восстал и впервые в своей истории покрылся баррикадами — за одну только ночь их было воздвигнуто около 1200. Вслед за этим начались вооруженные столкновения с правительственными войсками. Уличные бои в столице продолжались в течение нескольких недель, вынудив королеву-регентшу с десятилетним сыном-королем в ночь с 5 на 6 января 1649 года тайно бежать из Парижа. Они смогут вернуться туда лишь 21 октября 1652 года.

Напуганный неожиданным размахом протестного движения Мазарини вынужден был отступить и пойти на компромисс с парламентом. Но это была лишь временная передышка в остром политическом кризисе, который продолжал сотрясать Францию. Год спустя, в 1650 году, вспыхнул «мятеж принцев». Вождями нового антиправительственного выступления стали принцы Конде и Конти, представители младшей ветви Бурбонов, оспаривавшие власть у королевы-регентши и ее сына, Людовика XIV. Опасаясь за свою жизнь, Мазарини на какое-то время бежал за пределы Франции. Мятежники назначили за его голову награду в 50 тыс. ливров. Волнения Фронды, усугубившие экономическое положение Франции, продолжались более пяти лет, прежде чем королевским войскам под командованием маршала Анри де Тюренна к началу 1653 года удалось погасить последние очаги мятежа и целиком сосредоточиться на возобновившейся войне с Испанией.

Все это происходило на глазах короля-подростка. В отличие от вернувшегося к власти Мазарини, осознавшего необходимость компромисса и даже диалога с оппозицией, юный Людовик XIV из потрясений Фронды извлек для себя совсем другой урок. Нет для короля большего унижения, чем ограничение его власти его же подданными. Королевская власть, имеющая исключительно божественное происхождение, может быть только абсолютной, безраздельной. Никакой оппозиции и никакому инакомыслию во Франции нет и не может быть места. Один только Божьей милостью христианнейший король способен понимать, в чем состоит благо государства и его подданных, и лишь перед Богом он вправе держать ответ за свои действия. «Государство — это я!» Эту фразу приписывают Людовику XIV, хотя никому не удалось доказать ее подлинность. Тем не менее эта формула предельно четко отражает суть политического режима, построенного Людовиком XIV.