Юрий Виппер - Том 8. Литература конца XIX — начала XX вв.

Но и представление о самом человеке — этом центре вселенной — далеко не однозначно. Ранние экспрессионистические сборники Готфрида Бенна («Морг», 1912) провоцируют мысль читателя: прекрасная женщина — но вот ее тело как неодушевленный предмет лежит на столе в морге («Невеста негра»). Душа? Но где искать ее в немощном теле старухи, неспособной к простейшим физиологическим отправлениям («Врач»)? И хотя подавляющее большинство экспрессионистов страстно верило в распрямление людей, их оптимизм относился к возможностям, но не к современному состоянию человека и человечества.

1914 год ознаменовал новую ступень в развитии экспрессионизма. Всемирная катастрофа, которую предчувствовали молодые поэты, стала реальностью. Вокруг журнала «Акцион» объединяются писатели, выступившие против войны. На его страницах печатаются пронизанные ненавистью к войне стихи И. Бехера, выступают поэты П. Цех, А. Эренштейн, К. Адлер, В. Клемм, А. Вольфенштейн и др. Публикуют свои статьи Ф. Пфемферт, Л. Рубинер. Голоса этих писателей по условиям военной цензуры лишь приглушенно звучали в самой Германии; рупором активистской критики в это время становится издававшийся в Швейцарии журнал «Вайсе блеттер» (журнал выходит с 1913 г. сначала в Лейпциге, а затем в Цюрихе, издатель Рене Шикеле), приветствовавший организованную В. И. Лениным антивоенную конференцию в Циммервальде. Но и в самой Германии «Акцион» приветствует в 1914 г. антимилитаристское выступление в рейхстаге К. Либкнехта, печатаются статьи о культуре «враждебных» стран — России, Франции, Бельгии.

Дальнейшее развитие получают теперь те гуманные идеи, которые в общей форме звучали в экспрессионизме раньше. Еще в сборниках «Друг человечества» (1911) и «Мы» (1913) поэт Франц Верфель писал о чувстве единства, которое должно связать всех людей, каждого из тех, кто, несмотря на все социальные и политические границы, почувствует себя просто человеком. В годы войны эта идея стала обращением к воюющим народам, напоминанием о братстве людей, поднявших оружие друг против друга. Этическая утопия наполнялась политическим содержанием.

Война для экспрессионистов — прежде всего моральное падение человечества. «Безбожные годы» — так называет сборник своей лирики 1914 г. А. Вольфенштейн. Перед искусством, начертавшим на своем знамени слово «Человек», вставала картина послушного подчинения миллионов приказу взаимоистребления. Человек терял право думать, лишался индивидуальности. Оглушенным от криков, бессмысленно шагающим вперед среди таких же, как он, солдат, с чувством, что «у него украдено собственное сердце», — таким изображен человек в стихотворении Вольфенштейна «Свобода».

Причины, породившие войну, остаются неясными для большинства экспрессионистов. Лишь в годы революции, иногда накануне нее в творчестве некоторых писателей возникает понимание тех скрытых, враждебных интересам народа целей, ради которых гибнут люди. Многим писателям — экспрессионистам пришлось стать солдатами; многим не суждено было вернуться. И все же реальность войны исчезала в произведениях этих писателей, расплывалась в смутных, грандиозных образах.

Искусство левого экспрессионизма никогда не замыкалось в кругу узких, личных тем. В редкие периоды немецкая литература прошлых веков была отмечена таким гражданственным жаром, каким горела эта литература. Вслед за неприятием войны она отразила в общей форме вызревавший в народе антивоенный протест, а в следующие годы — нараставшее революционное возмущение. Рамки экспрессионистического искусства широко раздвигались. Но при этом ровно настолько, насколько дух времени соответствовал ощущениям писателя. Часто экспрессионизм отражал важные общественные настроения (ужас и отвращение к войне, революционное возмущение), иногда же, когда какие — нибудь явления лишь зарождались, левая экспрессионистическая литература, не умевшая извлекать новое из терпеливого изучения жизни, их не улавливала.

Эти границы экспрессионизма ясно обозначились в следующий период — период революционных потрясений в Германии.

Два первых десятилетия XX в. были в Германии временем постепенной кристаллизации нового качества реализма. Накопленный теперь опыт уже в 20‑х годах поднял немецкий роман до всемирного значения. К новому качеству, во многом определившему развитие мирового театра, постепенно подходила немецкая драматургия. Широкие горизонты открывались в поэзии. Традиция и новаторство, старое и новое находились в весьма напряженных отношениях друг с другом.

Не нашло продолжения в немецком реализме первой половины XX в. творчество Теодора Фонтане — писателя, умевшего вмещать в контуры нарисованных им локальных событий и частных историй гораздо более широкое содержание. Его герои, чьи судьбы поставлены в тончайше прочерченную зависимость от их статуса в социальной действительности, в то же время оказываются богаче и сильнее своей судьбы и своей социальной роли, одерживая над ними победу (отсюда свет и покой Фонтане, отсюда его поэтичность). Среди крупнейших произведений немецкой литературы этого времени традиция Фонтане была подхвачена (и то отчасти) лишь в «Будденброках» Томаса Манна.

Не достигали уровня Фонтане и те начинавшие в 900‑е годы писатели — реалисты, которые внешне как будто бы следовали той же традиции. Бедность, бесприютность, одиночество, бессилие и неспособность человека преодолеть угнетающие его тягостные обстоятельства — такова тема ранних романов Якоба Вассермана (1873–1934) «Евреи из Цирндорфа» (1897), «История юной Ренаты Фукс» (1900), «Молох» (1902). Вассерман пытается показать людей, способных на самопожертвование, одержимых благородными порывами, а также людей волевых, не сгибающихся перед обстоятельствами. Однако надуманность первых, ницшеанский аморализм вторых (будь то Александр Македонский в историческом романе «Александр в Вавилоне», 1905, или самовлюбленный и эгоцентричный герой романа «Маски Эрвина Рейнера», 1910) делают эти образы неубедительными.

Лучший роман Вассермана — «Каспар Хаузер, или Леность сердца» (1909). Фабула его основана на историческом факте — внезапном появлении в Нюрнберге в 1826 г. странного юноши, который всю свою жизнь провел в темнице в полнейшем одиночестве, не умел говорить, совершенно не знал жизни. Загадочность и таинственность Каспара Хаузера породили множество легенд. Предполагали даже, что он внук Наполеона, сын его приемной дочери и, следовательно, законный наследник престола.

Следуя этой версии, Вассерман создал увлекательный психологический роман, в котором судьба Каспара Хаузера становится поводом для точных и глубоких суждений об обществе и роде человеческом. Т. Манн писал об этом произведении, что материал в нем нашел счастливое соответствие характеру дарования писателя. Вассерман сумел преодолеть противоречие между искушением вывести исключительную личность и достоверностью ее изображения. Вместе с тем сюжет дал писателю возможность нарисовать широкую картину общества, проникнуть во многие сферы государственной жизни.