Георгий Бердников - Том 7. Литература второй половины XIX в.

В некоторых странах национально — освободительное движение способствует длительной активности романтизма. Так, в Италии реалистическое направление во главе с его наиболее значительным представителем Дж. Верга, получившее название «веризм», становится ведущим только по завершении Рисорджименто, в 70‑е годы. Романтизм во многом определил характер итальянского веризма, унаследовавшего от литературы Рисорджименто народность и гуманистический пафос. В истории веризма проявляется еще одна закономерность судьбы направлений — взаимосвязанность, отнюдь не ограниченная национальными рамками. Несколько запоздалое по сравнению с другими западноевропейскими литературами время становления веризма определило во многом его специфику: он испытывает сильное воздействие влиятельного в эти годы в Европе натурализма.

Это касается и других литератур, где становление реализма происходит с некоторым опозданием, например бельгийской, в которой период расцвета реализма почти совпадает с начинающимся воздействием натурализма. Напряженный исторический динамизм развития обусловил здесь почти одновременное становление различных, в иных условиях возникающих последовательно литературных направлений (реализм, натурализм, символизм). Вместе с тем неостывший пафос национально — освободительной борьбы породил уникальное для того времени сочетание реалистических и фольклорно — романтических тенденций в быстро получившем широкое признание за рубежами страны романе Де Костера «Легенда об Уленшпигеле…».

Фольклорное начало придает своеобразие творчеству финского писателя А. Киви. Влияние саг и песен Эдды сильно ощутимо в литературе Исландии. Сравнительно долго живут романтические идеи «скандинавизма», т. е. идеализации «непобедимого духа древних викингов» и нерасторжимости дружбы скандинавских народов. Они были особенно распространены в Дании. Норвежское почвенничество и сентиментальный фольклоризм быстрее оттесняются безотлагательной потребностью общества осмыслить и проанализировать социальную действительность, в которой прежняя крестьянская демократия уступает место характерным для более развитых стран капиталистическим отношениям со всеми их противоречиями. На гребне этих духовных запросов развивается мощное течение норвежского реализма, достигшего своей вершины в творчестве Ибсена.

Вообще же в тех странах, где раньше наблюдались более медленные темпы литературного развития, становление реализма шло не в борьбе с романтизмом, а при его явном «содействии».

В ряде литератур реализм в интересующий нас период переживает ту раннюю стадию, когда он носит во многом жанрово — бытовой характер. В ряде случаев он использует достижения романтизма в описании живописных деталей среды, нравов и обычаев (например, костумбризм в Испании и Португалии).

Проникнутые юмором жанровые зарисовки жизни средних социальных слоев городского и сельского населения (в Голландии, Швеции) также характерны для раннего этапа становления реализма в этих странах и не дают оснований говорить, как это иногда делают исследователи, об особой разновидности «буржуазного реализма». Впрочем, пути становления реализма не были в этом смысле единообразными. Так, например, в Норвегии зрелые формы критического реализма формируются через преодоление жанра крестьянской идиллии.

Итак, к 70‑м годам в большинстве стран, о которых идет речь, критический реализм достигает значительной зрелости. Имена Ибсена и Бьернсона в Норвегии, Стриндберга в Швеции, Понтоппидана в Дании, Келлера в Швейцарии, Гальдоса в Испании обозначают высокие достижения реализма этого периода. Реализм в большинстве литератур, о которых идет речь, не достигает такой острой аналитичности, как, скажем, во Франции, но зато он свободен и от многих свойств, порожденных сильным влиянием позитивизма и общим пессимистическим мироощущением художников. Оптимистическая, жизнеутверждающая тональность творчества Келлера, эпическое изображение народного мира у Гальдоса, непреодолимая вера в человеческую активность у Ибсена, стремление дать критический анализ современности, сохранив поэтическое, светлое начало в изображаемом, свойственное норвежским романистам, — все это обогащает и разнообразит картину развития критического реализма в европейских литературах рассматриваемого периода. Чрезвычайно характерно в эту эпоху сильное воздействие на них русского классического реализма.

Конечно, реализм этой поры во всей Западной Европе сохраняет свое критическое острие и аналитический пафос, направленный на осмысление отношений внутри буржуазного общества. Однако для ряда писателей тех стран, где капиталистические отношения только складываются, характерны иллюзии относительно возможности сохранения неких патриархальных идеалов, противостоящих царству безжалостной прозы. Эти иллюзии присущи творчеству Келлера и многих других писателей. Однако чаще всего речь идет скорее об «иронической нежности к прошлому», как охарактеризовал это чувство один из исследователей творчества испанского писателя Аларкона. У большинства писателей — реалистов малых стран сохраняется та вера в будущее, которая в гораздо меньшей степени свойственна представителям более развитых западноевропейских литератур этого периода. Впрочем, для многих этих писателей также характерен процесс утраты иллюзий, веры в возможность сохранения патриархального мира. Келлер, разочаровавшись в особых возможностях швейцарской демократии, горестно твердит: «У нас как везде, везде как у нас». Разочарование в очень острой форме охватывает деятелей культуры Скандинавских стран. На эти литературы оказывают в 80–90‑е годы сильное влияние такие кризисные явления культуры, как натурализм и разные виды декадентства. Впрочем, натурализм играет повсюду разную роль и его влияние оказывается неодинаковым (например, он почти неощутим в Испании).

Общим для литератур, несколько отставших в своем развитии, является то, что романтизм медленнее уступает позиции реализму, который выходит на первый план только в 60–70‑х годах. В последнюю треть века наблюдается энергичное взаимодействие различных художественных систем и почти одновременное развитие различных методов (реализм, натурализм, символизм).

Неравномерность развития европейских литератур в этот период, которая к концу века несколько сглаживается, проявляется и в том, что именно во второй половине века складываются новые литературы как национальное целое. Яркий пример подобного рода — формирование во Франции особой провансальской литературы, опирающейся на древнюю провансальскую традицию и давшей миру в этот период заметные художественные ценности, значение которых выходит за пределы узкообластнических рамок. В то же время в ряде литератур продолжаются конструирование того или другого языкового статута и борьба за национальные языки. Так, только в данный период в бельгийской литературе более распространенным становится французский. В финской литературе окончательно оттесняется ранее господствовавший шведский, и создается литература на финском языке. В Исландии ведется борьба против засилья датского языка, за создание литературы на национальном языке.