Георгий Бердников - Том 7. Литература второй половины XIX в.

Тот же конкретно — вещественный характер носят отношения Случевского с природой. Его изображения природного мира очень отличны от традиции классической поэзии. Мир его природы населен «обликами», маленькими недовоплощенными существами:

На подобных образах лежит уже печать метафорического стиля новой поэтической эпохи. Это мир реализованных метафор; из шума деревьев, из привычно поэтической музыки леса рождается конкретизированный образ «тысячи ротиков», поющих мириады песен в унисон с человеком.

Случевского современники упрекали в «резонерстве»; у него в самом деле можно найти подмену стиха резонерской прозой. Он вводит в стихи такие прозаизмы, которые могли раньше встречаться только в сатирических и пародийных произведениях.

Случевский сам называет себя «кактусом», воспевает красоту нетрадиционную, непривычную; «ветвей изломы и изгибы» ему роднее, чем прямые стволы сосен, а вместе с тем он создает настоящий апофеоз гармонии, гневную филиппику против зарождающегося декадентского искусства:

С его трезвостью и рационализмом он вполне отдает себе отчет в том, что эпоха великой поэзии кончилась; наступает новая пора для поэзии — морозы, бури, «скучной осени дожди». Но он твердо убежден, что это только этап, что поэзия бессмертна и неизбежно восторжествует: «Отселе слышу новых звуков // Еще не явленный полет».

«Переходность», «временность» восьмидесятников — не только реальность их места в русской поэзии, но и их живое, непосредственное поэтическое переживание. В особенности же это чувство времени выразилось в их осознанности своего собственного исторического места и в их отношении к только что миновавшей поэтической эпохе.

Это ушедшее искусство, с его цельностью и силой, вызывает восхищение у Случевского:

Сожаления о минувшем вышли за рамки поэзии, перешли в обобщенное восхищение самим строем жизни и нравственного чувства.

Отсутствие «цельного миросозерцания», размаха, силы и твердости как предпосылок творчества, растерянность, отвращение к жизни, уныние создают ту неуверенность, разрозненность, неслиянность элементов стиля, которая так характерна для поэтов безвременья.

У них есть определенное недоверие к слову, к его способности выразить чувство прямо и точно. «Невыразимость» ведет к неуверенности поэтической интонации, очевидной затрудненности пути от мысли к слову.

Однако они же были «признанными служителями», ревностными и благоговейными хранителями высокой поэзии. Чувство многозначности, «полисемантизма», уместности поэтического слова, единство его прямого конкретного значения и многочисленных обертонов — наследие русского классического стиха, последними слабыми представителями которого они себя ощущают.

К числу крупных писателей — реалистов, широко исследовавших разные сферы русской национальной жизни в дореформенную и особенно в пореформенную эпоху относятся Алексей Феофилактович Писемский (1821–1881) и Павел Иванович Мельников — Печерский (1818–1883).

Живший и служивший долгие годы в провинции, Писемский на своем опыте познакомился со средой провинциального дворянства, бюрократии, а также с положением крестьянства. В его повестях «Виновата ли она?» («Боярщина», 1844–1846; опубл. 1858), «Тюфяк» (1850), «Богатый жених» (1851–1852) ярко и сочно нарисованы картины глубинной жизни России, изображены униженное положение женщины в семье, страдания чистой женской души в животной атмосфере захолустного провинциального быта; выведены фигуры уездного фата, «тюфяка», претендующих на роль выдающихся личностей. Широчайший интерес у читателей и в критике вызвали «Очерки из крестьянского быта» («Питерщик», 1852; «Леший», 1853; «Плотничья артель», 1855), повести «Старая барыня» (1857), «Старческий грех» (1861), выдающаяся народная драма — трагедия «Горькая судьбина» (1859; пост. 1863). Романы «Тысяча душ» (1858), «В водовороте» (1863), «Люди сороковых годов» (1871), «Мещане» (1877), «Масоны» (1880), многочисленные пьесы писателя («Ваал», 1873; «Финансовый гений», 1876; «Поручик Гладков», 1867, пост. 1905) рисуют широкую, многофигурную панораму русской жизни XVIII–XIX вв. Сатирическим искусством Писемского, его языком восхищался А. П. Чехов.

В отличие от Писемского, П. И. Мельников — Печерский вошел в историю русской культуры как несравненный знаток и художественный изобразитель Заволжья, быта раскольничьих семейств, скитов и монастырей. Созданные им поэтические образы сильных, чистых душой русских людей, картины природы, проникнутое глубоким сочувствием изображение борьбы за свое чувство против сурового этического кодекса и самоуправства старозаветного купечества оказали большое влияние на живопись М. В. Нестерова и других русских живописцев конца XIX–XX в. Особый читательский успех и широкую популярность завоевали романы Мельникова — Печерского «В лесах» (1871–1874) и «На горах» (1875–1881) с их лирическим языком, фольклорно — этнографическими элементами и широким эпическим охватом действительности.

Выдающимся продолжателем революционно — демократических традиций в русской литературе на новом ее историческом этапе был Глеб Иванович Успенский (1843–1902). Сын провинциального чиновника (будущий писатель родился и вырос в Туле), он с ранних лет ощутил мертвящую атмосферу крепостничества, бесправия и произвола, лихоимства и жестокости. Студент юридического факультета Московского университета, Г. Успенский вынужден был из — за материальных невзгод прервать учебу и в поисках хлеба насущного пробовать свои силы на педагогическом поприще. Одно время он работал делопроизводителем. Однако уже в 1862 г., с появлением в печати его первого рассказа, и особенно в последующее пятилетие, стало ясно, что в литературу пришел талантливый и самобытный художник, отличающийся редкой наблюдательностью и социальной зоркостью.

Глеб Успенский с первых же шагов заявил о себе как о верном соратнике демократов — шестидесятников. В своих сочинениях он ставил самые наболевшие вопросы действительности. И не случайно начальные главы первого крупного его произведения «Нравы Растеряевой улицы» были опубликованы именно в журнале «Современник» (незадолго до его закрытия, в 1866 г.). С 1868 г. на протяжении шестнадцати лет Глеб Успенский был постоянным и активным сотрудником «Отечественных записок» Некрасова и Салтыкова — Щедрина вплоть до запрещения этого ежемесячника.