Том 6. Литература первой половины XIX в.

Как целостное художественное направление, которому принадлежит ведущий голос в литературе Рисорджименто, романтизм заявил о себе после 1816 г., когда стали появляться первые теоретические манифесты новой школы.

В стремлении пробудить общественное и гражданское самосознание в самых широких кругах соотечественников, романтизм стал действенной формой сопротивления всем проявлениям реакции, воцарившейся в Италии в годы Реставрации. Романтики своим творчеством горячо откликались на выступления революционных сил, а нередко и сами активно участвовали в национально — освободительном движении.

В первой половине XIX в. романтизм проходит в своем развитии два этапа. Их хронологическое совпадение с главными фазами национально — освободительной борьбы — еще одно свидетельство того, что судьбы романтизма теснейшим образом связаны в Италии с судьбами Рисорджименто.

Ранний период романтизма открывается 1816 годом и распространяется на 20‑е годы — на время карбонарских заговоров и восстаний. Именно в это время в Ломбардии, одной из наиболее развитых итальянских провинций, принадлежавших тогда Австрии, появляются первые манифесты миланской романтической школы, выходит журнал романтиков «Кончильяторе» («Примиритель», 1818–1819).

«Если у нас нет единой политической родины … то кто нам может запретить … создать единую литературную родину», — писал Джованни Берше в первом манифесте итальянского романтизма «Полусерьезное письмо Златоуста сыну» (1816). Основная концепция романтизма — концепция национального искусства, одновременно народного и современного по духу и при этом вписывающегося в панораму развития европейского художественного поиска. Романтики признали нужным не отвергать отечественную традицию, а находить в ней плодотворные импульсы для изображения нравов своей страны.

В «Полусерьезном письме» Берше, в «Литературных приключениях одного дня» (1816) Пьетро Борсьери и в других статьях сотрудников журнала «Кончильяторе», издававшегося поэтом и критиком Сильвио Пеллико, неприятие устарелых канонов классицистической поэтики сочеталось, как правило, с высокой оценкой наследия просветителей. Так, в журнале не раз подчеркивалось актуальное для итальянцев гражданское содержание в трагедиях Альфьери; создателями современного по духу театра предстают на страницах издания и трагедии Шиллера на исторические сюжеты, и «Карл IX» М. — Ж. Шенье.

Романтики выработали своеобразную теорию жанра исторической драмы, проливающую свет на самую сущность итальянского романтизма. В некоторых своих пунктах эта теория оказала значительное влияние на становление эстетических концепций таких неотделимых от судеб всего европейского романтизма художников, как Стендаль и Гюго.

Так, Эрмес Висконти ставил современное звучание исторической драмы в зависимость от того, насколько правдоподобно раскрыта в ней последовательная связь событий и насколько естественно вписывается в панораму коллективных судеб личная судьба героя. В «Диалоге о единстве времени и места в драме» (1818), являющемся одним из важнейших теоретических документов итальянского романтизма, Висконти утверждает новый, по сравнению с классицистическим, романтический принцип правдоподобия действия. Основа его — «воспроизведение происходящего во времени»; имеется в виду изображение естественно и постепенно совершающейся эволюции в сознании, поступках и судьбе героев.

Перекликаясь с романтическими школами других стран Европы, а иногда и отталкиваясь от их опыта, итальянские романтики создали высокие образцы лирики и сатиры, разработали самобытные жанры исторического романа и драмы.

Крупнейший писатель итальянской романтической школы — Алессандро Мандзони (1785–1873).

На рубеже 20‑х годов он много писал о задачах литературы романтизма. Правило «трех единств» и обязательное в классицизме подражание античным образцам Мандзони подверг критике с точки зрения народности искусства. Он доказывал, что Италии нужна литература, интересная и доступная возможно большему числу читателей, а не наиболее образованным. Взамен «системы подражания», принятой классицистами, Мандзони выдвинул понятие «исторической системы», основанной на верности фактам и их историческим причинам. В «Письме г-ну Ш… о единстве места и времени в трагедии» (1823) и в письме Ч. Д’Адзельо «О романтизме» (1823, опубл. 1846) писатель раскрыл сформулированный им еще в ранних своих набросках тезис: «Историческая правда — вот тип правдоподобия». Признавая, что единственным объектом романтического искусства является «истинное» (vero), Мандзони рекомендовал писателю — романтику обращаться лишь к сюжетам, интерес которых «порожден жизненным опытом и впечатлениями повседневной жизни». То «истинное», что заключено в истории, выявляется особым историческим видением, в котором участвуют и художнический вымысел, и точное знание фактов. Подчиняясь чувству реально возможного, писатель создает образы, согласованные с «материальной правдой времени». Мандзони требовал, чтобы поэтическое воображение проникло в сущность исторических фактов и передавало ее в характерных для данной среды и эпохи ситуациях и конфликтах. Как и Висконти, он призывал романтиков учиться у Шекспира, чтобы создавать правдивые образы, в которых проступало бы своеобразие исторического момента. В этих теоретических принципах ясно предстает важный аспект романтического художественного мировосприятия, который связывает эстетику романтиков с реалистической и который горячо поддержал в итальянской романтической теории Стендаль.

Однако отчасти уже из некоторых положений «Письма г-ну Ш…», а в еще большей мере из позднейших работ Мандзони по эстетике романтизма явствует, что исторически правдивое у него мыслится как образная форма некоей идеальной нравственной истины, стремление к которой и есть главное условие выполнения литературой ее высокой миссии. В духе католических идеалов, распространенных в период Реставрации среди итальянских либералов и сочетавшихся у них в 20–30‑е годы с критикой феодальных пережитков и иноземного произвола, Мандзони отождествлял эту высокую идею литературы с верностью духу Евангелия, а нравственный смысл истории видел в проповеди христианского милосердия. В этом представления Мандзони примыкают к тому типу европейского романтического мироощущения, в системе которого обращение к христианской религии представало как одна из обобщенно — духовных форм неудовлетворенности веком, как одна из утопических попыток противостоять его бесчеловечности.

Внук знаменитого итальянского просветителя Ч. Беккариа, Мандзони испытал влияние французских «идеологов» — философов республиканского толка, с которыми он сблизился во время своего пребывания в Париже в 1805–1810 гг. Это влияние сказалось и на его нравственно — исторических представлениях, и в его первых стихотворных опытах — подражаниях Монти, Парини, Альфьери. Более оригинальна написанная белым стихом поэма «На смерть Карло Имбонати» (1805–1806), где выразились идеалы молодого поэта, близкие к просветительским.