Том 6. Литература первой половины XIX в.

Стараясь убедить в том, что каждая строка его стихов — правда, Ядунатх стремится быть предельно достоверным и в деталях. Читатель получает полную информацию об обмундировании непальской армии (султаны на касках черные, солдатская униформа — серая, а брюки тоже черные). Столь же скрупулезно и последовательно описаны и действия англичан.

Изменение адресата — собственно, поэт обращается скорее ко всем своим соотечественникам, чем к конкретному лицу — повлекло за собой существенные формальные изменения: отпал обязательный зачин, где перечислялись достоинства объекта поклонения, заключительные строки, в которых автор уничижал себя, чтобы еще контрастнее оттенить величие того, кому написан гимн. Исчезает и ряд суперлативных эпитетов, обрамляющих в традиционном стути имя прославленного божества или монарха. Зато появляется устойчивый стрежневой эпитет храбрые, отважные, который переходит из двустишия в двустишие, определяя также часто повторяющееся слово воины. Традиционный ряд пышных восхвалений здесь заменяет вещно — предметный ряд бытовых деталей или элементов, на которые как бы специально расчленено единое действие.

Второй, не менее известный гимн Ядунатха, посвященный Раджендре Бахадуру Шаху — последнему представителю династии Шахов, реально управлявшему страной, интересен тем, что в нем получает дальнейшее развитие тенденция обращаться к радже как к избавителю от социальных зол, носителем которых выступают обычно его чиновники, а в данном случае реально существовавшее лицо, по имени Кулананда: «Был кусок земли, и тот унесла разбушевавшаяся река. // Поэтому на душу легла печаль. // От ростовщиков, когда они требовали свое, терял рассудок. // В поисках спасения обратился к Вам. // Вы мне пожаловали в аренду землю в Саптари. // Но вместо прибыли от нее были одни убытки. // Чиновник Кулананда отобрал даже прошлогодний урожай. // Теперь в доме совсем пусто, ни зернышка».

Так крайне нетрадиционно выглядит этот гимн. Подобные жалобы на свою участь — еще одно убедительное доказательство того, что в рамках первоначально панегирического жанра появляется чисто человеческое земное звучание, которое меняет и характер и функциональное назначение стути.

В XIX в. известные изменения происходят и в традиционных переводах — переработках сюжетов, заимствованных из индийских эпических поэм и пуран. Прежде всего эти переводы осуществлялись на непали. Правда, в непальском языке было еще большое число заимствований из майтхили и браджа, тем не менее сам факт обращения к непали был очень важен, т. к. знаменовал начало поэтической традиции на новой, несанскритской языковой основе. Существенной была и ясно прослеживающаяся тенденция оценивать того или иного бога или святого с точки зрения его озабоченности людскими судьбами и бедами. В частности, очень характерна в плане подчеркивания человечности божества обработка известной по «Бхагавата — пуране» и «Махабхарате» истории жизни Кришны, сделанная в начала XIX в. Басантой (годы творчества 1806–1855). В отличие от своего современника Бидьяраньякесари, который в своей «Песне бракосочетания» («Югалгит»), продолжая традиции процветавшей в «золотом веке» эротической поэзии, детально описывает любовные игры бога Кришны, Басанта в своем «Жизнеописании Кришны» («Кришначаритра») рисует самое человечное божество. Его Кришна, принимая облик простого пастуха, не только живет среди простых людей, но и берет на себя бремя их забот. Басанта рассказывает фактически всю историю жизни Кришны. Но подробнее всего раскрыта, так сказать, человеческая линия поведения героя, которая особенно ярко проявляется у Кришны — мальчишки, своенравного, озорного, но по — детски обаятельного. А его борьба с посланцами демона Кансы, в которой он выходит победителем благодаря своей божественной силе, описывается только вскользь. Посланцы Кансы, посягающие на жизнь Кришны, у Басанты держат в страхе народ, и поэтому победа над ними знаменует всеобщее освобождение от злых сил.

Известный эпизод похищения Кришной райских цветов из сада бога Индры привлечен Басантой для того, чтобы рассказать, как заботится Кришна о простых людях, среди которых он живет. Решив наказать юного бога за озорство, Индра наслал на селение Гокулу громовую тучу и страшный ливень. Но Кришна поднял гору над водой и спас людей. Могущественный Индра оказался посрамленным, и он просит Кришну о покровительстве. Индра терпит поражение, как явно следует из подтекста, не потому, что не способен на те же чудеса, что и Кришна, а потому, что, совершая их, он проявляет полное безразличие к людям. Оказывается посрамленным Кришной и главный бог Брахма. Но автор хотел поведать не только о человечности и доброте Кришны. Он надеялся, что, «услышав этот рассказ, все познают, что такое добро» и поймут, как им надо вести себя в жизни.

В XIX в. усиливается интерес к доступным непальцам памятникам древнеиндийской и мусульманской художественной культуры. В этот период на непали с санскрита переводятся «Приключения десяти принцев», «Сказки попугая», «25 рассказов веталы», с урду — произведения общемусульманской поэтической традиции: «Роза Бакавали», «Хатим Таи», фрагменты из «Тысячи и одной ночи», в частности «Лампа Аладина». Весьма знаменательно, что в этот период переводится в основном проза. Более того, начинают появляться прозаические переложения известных мифологических сюжетов, бытовавших ранее в Непале в стихотворной форме. Так, появляется «Рассказ о Матсьендранатхе» («Матсьендранатх катха») Патанджали. Правда, это была очень своеобразная рифмованная проза, тем не менее она свидетельствовала, что началась разработка норм и прозаического литературного непали.

Любопытно, что это произведение также отразило общую тенденцию подчеркнуть причастность той или иной мифологической личности к земным делам: не случайно Патанджали вновь воскрешает учителей — натхов, имена которых ассоциировались у непальцев с идеей равенства людей перед богом, что нередко понималось как равенство всех живущих на земле. Основным сюжетным стержнем «Рассказа о Матсьендранатхе» становится известная по непальской «Сваямбхупуране» история о том, как змеи — наги покинули Непал и тем обрекли страну на засуху. Матсьендранатх, полный сострадания к людям, делает все, чтобы вернуть змей и спасти от голода жителей непальской долины. Закономерны поэтому и заключительные строки этого произведения: «Некоторые называют Матсьендранатха Буддой, // Знатоки — шиваиты называют его солнцем, // Но он — учитель, он пришел в мир, чтобы заботиться о народе. // И поэтому эти два понятия в нем объединились».

В XIX в. наряду со светской поэзией интенсивно развивается поэзия религиозная, которую как и в предшествующие столетия, представляют поэты — санты, объединенные в религиозную секту джосмани. Наиболее талантливым среди них был Гьяндилдас (1821–1883). Он известен как автор многочисленных молитвенных песнопений («Бхаджан») и стихотворной проповеди «Удайлахари». В этих произведениях отразились не только идеи религиозного реформаторства, в частности отрицание кастовой дискриминации, идолопоклонства, жертвоприношений и других религиозных обрядов, но и социальная позиция Гьяндилдаса, открыто выступавшего в защиту неимущих и обездоленных. Поэтому — то в его священных песнях наряду с текстами, прославляющими учение джосмани в духе традиции сантов, встречаются и такие, например, конкретно — земные, ясно социально обозначенные двустишия: «Торжествует закон имущих, страдает народ, // Зачем же быть справедливым судье — взяточнику?» или: «Трудится от зари до зари крестьянин, // Но в награду ни еды, ни одежды, только преждевременная смерть».