Георгий Бердников - Том 3. Литература эпохи Возрождения: XIV — первой четверти XVII вв.

Сам Ле Тхань Тонг написал ритмической прозой в сочетании с восьмистишиями «Сочинение на родном языке о всех бесприютных душах», отличавшееся тенденцией к должному, заранее заданному изображению обобщенных персонажей, представлявших разные сословия (при Ле Тхань Тонге был разработан кодекс норм поведения людей, принадлежащих к каждому социальному слою). Оно относится к жанру ритуальных сочинений (вантэ) и имеет аналогии с жанром христианских видений. Ле Тхань Тонг хвалит военачальника, школяра («Бумага — пашня, а кисть — это плуг…»), но высмеивает купца, который добром «весь дом свой забил», буддийское духовенство, геомантов и даосов.

Со времени упадка в XVI в. централизованной власти появляется оппозиционная по отношению к правящим кликам литература. Писателю Нгуен Зы принадлежит инвектива: «Хотя и не ступал собственной ногой на городские улицы, не бывал в государевом дворце, но слышал я, каков нынешний государь. Он лжив и фальшив, снедаем пороками, а силы народа тратит на то, чтобы построить терем «Золотая чайка», изводить казну, дабы расширить улицу Хоаняй […] золото разбрасывает, словно сорную траву, деньги кидает, как грязь. Преступник в темнице может легко откупиться за взятку; за деньги можно купить любую должность; того, кто говорит правду, предают смерти, а льстецы получают награды. И вот в сердце народном смущение, на реке Дай был мятеж, пришлось уступить [Китаю] землю Колоу».

Видный мыслитель и поэт Нгуен Бинь Кхием (1491–1585) продолжал традиции Нгуен Чая. Высокопоставленный сановник, Нгуен Бинь Кхием, после того как был отвергнут его проект преобразований, вынужден был удалиться в деревню, где жил долгое время в доме, ставшем знаменитым как «Приют Белого Облака». О задумчивых четверостишиях и восьмистишиях из «Сборника стихов Белого Облака на родном языке» ученый начала XIX в. Фан Хюи Тю писал: «Стихи Нгуен Бинь Кхиема незамысловаты, слова у него непринужденно слетают с губ и не нуждаются в отделке, они безыскусственны, но полны смысла, в их строгости — изящество». Оценку жизненных явлений Нгуен дает с моральной точки зрения:

Осуждение распрей, приносящих «горы костей, реки крови», нравоучительно и исполнено горькой иронии. Народные страдания Нгуен Бинь Кхием считал следствием ухудшения нравов. В его «Надписи на стеле у башни Чунг-тан» говорится: «При дворе друг у друга почести оспаривают, на рынке враждуют из-за прибыли; хвастают знатностью — в красных палатах, в алых покоях живут, похваляются богатством — в хоромах обитают, а видят на дороге умирающего от голода, боятся монету во спасение жизни подать, заметят в поле человека, стынущего в сыром тумане, не дадут и охапки соломы, чтобы укрыться. Смотрите, сколько людей утратило доброту сердца».

В XV в. и позднее во Вьетнаме велась большая работа по собиранию ксилографических книг и рукописей, составлению комментариев, подготовке публикаций. Она сочеталась с осмыслением литературных традиций и стремлением к обобщению опыта, что выразилось в составлении антологий.

Политическая ситуация в Центральной Азии XIII–XVI вв. характеризуется усилением феодальной раздробленности, а в Тибете она к тому же осложняется религиозными противоречиями. В XIII в. начинается распад империи Чингисхана, на территории которой появляется ряд государственных образований, слабо связанных между собой. Процесс децентрализации продолжается и в последующие века, причем попытки противостоять ему со стороны некоторых монгольских князей не имеют успеха. С судьбой монгольской империи связаны в культурно-историческом отношении и судьбы народов Южной Сибири, еще не достигших этапа государственной консолидации.

Литературное развитие региона происходит по двум основным направлениям: устное народное и книжное письменное творчество, между которыми устанавливаются разного рода взаимоотношения и взаимосвязи. Устное народное творчество представлено главным образом богатырскими поэмами, сохранившимися до нашего времени в различных фольклорных традициях — монгольских (бурятская, халхаская, восточно- и западномонгольская) и тюркских народов Сибири (якутская, хакасская, тувинская, шорская, алтайская). Они отмечены чертами значительного сходства, обусловленного единством истоков или же более поздними взаимовлияниями. Их сюжетной основой являются прежде всего коллизии «богатырской биографии»: свадебные приключения героя, столкновения с иноплеменниками, а также борьба с чудовищами, олицетворяющими силы хтонического хаоса. Эти произведения имеют стихотворную или смешанную (прозо-поэтическую) форму и весьма различный объем (от нескольких сот до нескольких тысяч строк). Более архаические формации героического эпоса засвидетельствованы у ряда малых народов Севера (тунгусо-маньчжурских, самодийских, палеоазиатских).

Особое положение в эпическом творчестве народов Центральной Азии занимает тибетское по своему происхождению сказание о Гэсэре, представляющее собой типологически более позднюю и сложную форму героического эпоса. Данное произведение существует в многочисленных устных и книжных разнонациональных редакциях (тибетских и монгольских), но соотношение между собой версий фольклорных и литературных остается неясным.

Литературное развитие региона в XIII–XVI вв. происходит исключительно в рамках средневековой культуры. В стадиально-типологическом отношении тибетская и монгольская словесности по ряду признаков вполне сопоставимы, скажем, с древнерусской литературой. Здесь господствуют «функциональные» жанры книжных сочинений, произведения зачастую носят архитектонически многосоставный («ансамблевый», по выражению Д. С. Лихачева) характер, сравнительно слабо проявляется индивидуально-авторское начало, изобразительные приемы и художественные средства носят трафаретный, во многом канонический характер, в них, безусловно, преобладает начало родовое над индивидуальным.

В отличие от народов Востока и Юго-Востока Азии (корейцев, японцев, вьетнамцев), литературы которых формировались под воздействием китайской культуры, литературное развитие народов Центральной Азии во многом связано с проникновением индийской культуры, распространявшейся вместе с буддизмом в Тибете и через посредство Тибета в Монголии. Особенно явственным, можно даже сказать определяющим, было это влияние в Тибете, литература которого носила главным образом духовный характер. Усвоение же буддийской культуры в Монголии было менее интенсивным и полным, к тому же оно началось позднее и протекало медленнее. В силу этого формирование монгольской литературы происходило почти в равной мере и под влиянием индийско-тибетской буддийской традиции, и под влиянием фольклора, сюжеты и поэтические средства которого, наряду с буддийскими образами и темами, дают о себе знать во многих письменных произведениях.