Георгий Бердников - Том 2. Средневековая литература III–XIII вв.

В рамку цикла сказаний о Дитрихе Бернском (Теодорихе Веронском) здесь включен знаменитый сюжет боя отца с сыном. Сюжет этот в значительной мере отражает коллизии, вызванные разрушением родо-племенных связей, которые характерны для эпохи войн и массовых миграций, сопровождающих государственную консолидацию на заре классового общества. Классический пример — эпоха «великого переселения народов». Тот же сюжет разрабатывался в греческом, ирландском, русском, персидском, армянском эпосах. Другой древнегерманский сюжет — о Вальтере Аквитанском — сохранился, как уже указывалось, только в латинском переложении гекзаметрами, сделанном в IX в. И в этой поэме получил выражение конфликт воинской чести и родовых связей: Хаген сначала отказывается выступить против своего побратима Вальтера (так же, как, например, Фердиад против Кухулина в ирландском эпосе), но затем сражается с ним по требованию короля после тяжелого урона, нанесенного Вальтером франкам. Мотив сокровищ, из-за которых разгорается борьба, и важнейшие персонажи этого сказания (Гунтер, Хаген и др.) связывают его с циклом Нибелунгов.

Основные сказания этого цикла в его ранних формах известны главным образом по отражениям в скандинавской литературе, в «Эдде», а также «Саге о Тидреке» и «Саге о Вёльсунгах».

Из числа эддических песен, пожалуй, ближе всего стоят к континентально-германским прообразам по сюжету и стилю уже неоднократно упоминавшиеся «Речи Хамдира» и «Песни об Атли». Восточногерманские (готские и бургундские) сказания об Эрманарихе, Дитрихе, Гунтере, Аттиле и т. д. в контакте с франкскими сказаниями о Зигфриде, по-видимому, именно у франков сложились в обширные эпические циклы, общие очертания которых известны по скандинавским отражениям.

Тексты древненемецких эпических памятников почти не дошли до нас в силу относительно ранней христианизации западных германцев. Древненемецкая письменность с самого своего возникновения (VIII в.) использовалась исключительно клерикальной литературой, а старинные сказания и песни продолжали свою жизнь только в форме устного бытования. Хранителями эпического наследия были главным образом народные профессиональные певцы-шпильманы, которые сменили древних скопов, исчезнувших вместе с дружинным бытом.

Ядро карело-финского эпоса сложилось, по-видимому, в I тыс. н. э. в среде восточнофинских племен (емь, корела). Это был период начинающегося разложения родового строя, период внедрения земледельческой культуры и железной техники в архаический быт рыболовов-охотников. Непрерывная этнокультурная преемственность, связь этих племен с древнейшим (неолитическим) рыболовецко-охотничьим населением Севера, слабость военно-племенной организации и отсутствие собственных государственных образований способствовали сохранению в эпосе традиций первобытного фольклора в виде древнейших фольклорных сюжетов, сказочно-мифологического фона и весьма архаических форм героики.

Некоторые мотивы (например, погоня за мифическим лосем Хийси, попытка брака с женщиной-рыбой, похищение небесных светил и др.) имеют параллели в фольклоре малых народов Севера. Сами образы протагонистов — Вяйнямейнена и Ильмаринена, по-видимому, генетически восходят к типу «культурного героя» — демиурга, занимающему центральное место в первобытном фольклоре. Это подтверждают такие мотивы, как добывание Вяйнямейненом огня, изготовление им первой лодки и сети, первого музыкального инструмента. Из яйца, снесенного уткой на колене Вяйнямейнена, создается весь мир. В деятельности Вяйнямейнена неотделимы труд и магия. Ильмаринен же без магического «пения», как настоящий мастер, выковывает в кузнице плуг, коня, золотую деву, небесные светила и самое Сампо (чудесный предмет, дарующий изобилие и плодородие). Многовековое бытование эпоса в среде мирного карельского крестьянства привело к тому, что пафос трудового освоения мира не только не ослабел, но получил дальнейшее развитие и конкретизацию.

Карело-финские руны до настоящего времени сохранились в форме живого бытования в Карелии. В отличие от эпоса на кельтских, германских и романских языках они были литературно обработаны только в 30-х годах XIX в., когда любитель народной старины Э. Лёнрот составил из них обширную эпопею «Калевала».

Карело-финские эпические руны — это небольшие песни (поэмы), составленные преимущественно восьмисложным силлабическим стихом типа четырехстопного хорея. Песни эти еще слабо отдифференцированы от обрядового фольклора и народной лирики. Самая существенная черта поэтики рун — универсальное применение параллелизмов, особенно синонимических. Большинство эпических рун объединяется в эпические циклы о старом мудром Вяйнямейнене и чудесном кузнеце Ильмаринене, их борьбе с хозяйкой северной страны за Сампо, их сватовстве к девам этой северной страны (Похьёла), а также о приключениях молодых смельчаков (Каукомиели, Лемминкяйнен, Ахти) в землях Пяйвела (Солнечная страна) или Хийтола (Чертовой); о юном мстителе-сироте Калеванпойка (Куллерво).

Древнейший сказочно-мифологический пласт сохранился в карело-финском эпосе достаточно отчетливо, хотя и был переработан в различных направлениях. Ряд сказаний о «культурных» деяниях Вяйнямейнена остался в пределах заговорных рун (добывание огня из чрева рыбы) либо служит только вводным мотивом к другим сюжетам (изготовление лодки и кантеле), а порой и совсем вытесняется (вместо изготовления лодки появляется мотив челнока, тоскующего по военным походам).

Изготовление кантеле становится прелюдией к описанию чарующего пения Вяйнямейнена. Вяйнямейнен в этой руне рисуется певцом-поэтом, подобно греческому Орфею, осетинскому Ацамазу, огузско-тюркскому Деде-Коркуту. Впрочем, в других рунах пение Вяйнямейнена еще тождественно колдовскому или шаманскому заклинанию. Пение оказывается действенным средством его космогонической деятельности; так, оно помогает даже при изготовлении лодки. Пением Вяйнямейнен погружает в болото строптивого самонадеянного юношу Ёукахайнена, который не хочет уступить дорогу старому мудрецу. В этой руне, напоминающей песни и сказки о соревновании шаманов и мудрецов (таких очень много у народов Северной Сибири; ср. также «Речи Вафтруднира» в скандинавской «Эдде»), главный смысл, однако, заключается в патриархальной идеализации мудрого старца, противостоящего неопытному юнцу. Отметим, что эта тема в чисто героическом, воинском оформлении разрабатывается в знаменитой древненемецкой песне о встрече и бое Хильдебранда с Хадубрандом.

В рунах о посещении царства мертвых (Туонела) или могилы древнего мудреца Випунена (чтобы получить недостающий для постройки лодки инструмент или необходимую магическую формулу) добывание благ культуры у их хранителей превратилось в героику загробного странствования, окрашенного представлениями развивающейся шаманской мифологии. Сюжет пробуждения спящего мертвым сном мудреца или родича встречается в ряде архаических эпосов (в «Гильгамеше», нартских сказаниях и в особенности в «Эдде»).