Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Казалось бы, в армиях, представлявших монархические державы, принципы иерархии должны были бы строго соблюдаться. На самом деле волею судеб получилось так, что командование союзной армией превратилось чуть ли ни в трибуну для дискуссий. В результате у всех, от генерала до солдата, возникло ощущение, что ими командуют из рук вон плохо и никто не знает, что делать. Постоянная путаница в организации всех маневров, непонимание цели и задач, несогласованность, отсутствие нормальной связи — вот результат утраты единоначалия. В критический момент, когда началась борьба за Праценское плато, не надо было обладать семью пядями во лбу, чтобы понять, что здесь решается судьба битвы. Однако никто не знал даже, к кому обращаться. Командовали все, и никто никого не слушал. В результате даже удачные действия отдельных отрядов не могли ничего дать. Всех увлекал всеобщий хаос.

В рядах же французских войск было полное абсолютное единство командования. Да, Великая Армия представляла страну и общество, вставшие на путь преобразований, которые в конечном итоге, многие годы спустя, приведут к установлению в Европе буржуазно-демократических порядков. Однако напрасно было бы искать следы чего-либо подобного в армии императорской Франции. Армия была системой полностью иерархичной, где принцип единоначалия выполнялся неукоснительно. Все безгранично верили своему полководцу и знали, что он добьется победы. Генерал голландского происхождения Дедем де Гельдер, вспоминая о маршале Даву, написал такую замечательную фразу: «Я знаю, что он был далеко не всегда любезен, но я буду всегда горд тем, что я служил под его командованием... С ним мы были уверены, что нами хорошо командуют, а это кое-что значит, и маленькие неприятности компенсируются великими достоинствами» 14. Эту фразу с еще большим основанием можно было применить к самому Наполеону. Каждый солдат и офицер знал, что им хорошо командуют, что любой приказ отдан не зря и имеет смысл для достижения общей победы.

«Одновременно с этим нельзя не отметить превосходство боевого опыта французских генералов и старших офицеров. Большинство из них сражались с самого начала войн Великой французской революции. Они командовали на поле сражения уверенно, чувствовали себя под огнем, словно в своей родной стихии. Генерал де Голль в своей книге «Франция и ее армия» прекрасно резюмировал этот образ военачальника в годы успехов империи: «Они... были молоды, для них был тяжел отдых, а не работа. Выкованные из стали, они, не колеблясь, выносили тяготы кампаний, переносили холод, жару, дождь, не слезая с коня целыми днями, обходясь без сна, питаясь чем попало. Сражаясь уже в течение многих лет, они делали это, имея опыт зрелых годов. К тому же с ними был Наполеон, он брал на себя все, что касалось стратегических комбинаций, и оставлял им то, в чем они были несравненны: инстинктивное умение действовать в самых сложных ситуациях, отвагу, воздействие личным примером на солдат...» 15

Полное единоначалие сочеталось в рядах Великой Армии, по крайней мере в это время, с блистательной инициативой в рамках поставленной задачи и, более того, умением взять на себя ответственность даже действовать вопреки приказу, когда такая необходимость совершенно очевидна. Самым лучшим примером является решение Даву о движении на помощь войскам, оборонявшим Тельниц и Сокольниц. Трудно найти слова, чтобы по заслугам воздать должное активности, отваге и умелому командованию генералов Фриана, Сент-Илера, Вандамма, Леграна. Все они не просто сражались героически, а постоянно принимали самостоятельные решения, твердо руководили войсками в настоящем пекле.

Наконец, нельзя не отметить отличную выучку французских войск. Долгие месяцы учений в Булонском лагере не прошли бесследно. Генерал Штуттерхайм отдал должное замечательным боевым качествам своего неприятеля: «Французская пехота действовала со спокойствием и точностью, сражалась с доблестью и слаженно выполняла самые дерзкие маневры» 16. Почти так же, только в отличие от интеллигентного австрийского генерала, более простой фразой сказал о французах в этой битве простой русский солдат: «Неприятель хорошо маневрировал, о! хорошо, не хуже Суворова!» 17

Чтобы сравнить боевые навыки, достаточно сопоставить атаку улан цесаревича и действия легкокавалерийской дивизии Келлермана. По численности они были почти равны. Как уже отмечалось, накануне боя в рядах русских улан стояло 1 300 человек. В рядах дивизии Келлермана — около 1 500. Дивизия Келлермана произвела 8 атак с большим или меньшим успехом и потеряла 46 человек убитыми (что означает общие потери около 200—250 человек). Уланы цесаревича произвели только одну атаку. Она оказалась первой и последней, потому что после нее, как уже указывалось, собралось только 200 человек. Все остальные были убиты, ранены, взяты в плен или рассеяны по полю сражения. Только безвозвратные потери полка составили 708 человек!!

Кстати, потери русских улан еще раз свидетельствуют, что отваги русским солдатам было не занимать. Однако когда господствует ощущение, что все кругом делается безалаберно, что бы ты ни совершил, все равно это ничего не изменит, руки опускаются даже у самых храбрых. Если к этому добавить еще и «трогательные» отношения между союзниками, постоянно ходившие в русских рядах разговоры о том, что немцы предают, бегут и т.п., можно легко представить, что те, кто в нормальной обстановке готов был к самопожертвованию, восклицал: «Ну, братцы, шабаш!»

Получается, что победа была достигнута Великой Армией не потому, что был придуман какой-то особый хитрый маневр, а просто потому, что армия была лучше: лучше налаженное управление войсками, прекрасное умение маневрировать, высокий моральный дух, взаимовыручка на поле боя. Может показаться, что при такой оценке причин успеха забыт главнокомандующий армией. Но это совсем не так. Если Великая Армия была лучше управляемой и лучше сражалась, это потому, что в нее вселил победный дух император Наполеон. Он создал эту армию, он ее обучил, он заставил ее поверить в себя, в успех, в товарищей по оружию, он дал ей принципы чести и доблести. В каждом эпизоде сражения, на всех его участках он присутствовал незримо. Поэтому, если победа и была одержана, то Великая Армия целиком и полностью обязана Наполеону, но совсем не в том смысле, в котором это обычно говорят. Его заслуга не в том, что он «придумал» прорвать центр неприятеля, а в том, что это он сделал.

Война — это искусство не замысла, а исполнения. На каждом шагу руководителя, командира, полководца останавливают тысячи препятствий: неизвестность, непонимание или неправильная передача его распоряжений, крайнее физическое напряжение, постоянная борьба с опасностью, сознание большой ответственности за принятие того или иного решения — все это вместе создает порой такие непреодолимые трудности, что для совершения самого простого на бумаге действия требуется несгибаемая воля и отвага, ведомые могучим и ясным умом. Война — это не передвижение бессловесных деревянных шахматных фигурок, а «область физических страданий и усилий... область опасности». Чтобы преодолеть их, полководец должен «пламенем своего сердца, светочем своего духа... воспламенить жар стремления у всех остальных» 18, заставить людей поверить в себя так, чтобы они без колебаний шли навстречу смертельной опасности.