Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Действительно, в конце XIX — начале XX века в условиях опасности со стороны агрессивно настроенной вооруженной до зубов Германской империи русско-французский союз станет действительно необходим. Увы, каждый союз подразумевает «дружбу против кого-либо». В начале XX века у русских и французов был совершенно определенно один и тот же враг. В первые годы XIX века такого общего «естественного» врага не было. Надо признать, что противоречия Павла с Австрией относились в значительной мере к сфере эмоций, а не к холодному политическому расчету. Что же касается Англии, нет сомнения, что вопрос был более серьезным. У России не было оснований поддерживать наглое поведение британцев на морях и было весьма логичным несколько сбить спесь с «коварного Альбиона». Однако потери людские и материальные, которые Россия понесла бы в такой борьбе, делали ее весьма проблематичной. Совершенно ясно отдавая себе отчет в том, что выгоды русско-французского союза уравновешивались для России в значительной степени неудобствами, нельзя не признать, что война с Францией была для нее еще более абсурдной и ненужной.

Заслуга Павла состоит в том, что он, признав ошибочность «крестового похода», нашел силы признаться в этом и протянуть руку дружбы стране, которая разительно отличалась по своему устройству от Российской империи. Прирожденный консерватор, ярый приверженец теории абсолютной монархии Павел тем не менее сумел сделать то, о чем вряд ли могла подумать Екатерина, и то, что не смог впоследствии сделать Александр.

Как дальше развивался бы русско-французский союз? Это наверняка зависело бы от тысячи обстоятельств. Вполне можно предполагать, что Россия и Франция, сокрушив морское могущество Британии, стали бы не только доминирующими державами в Европе, но и во всем мире. А в продолжительном контакте со страной, где был принят Гражданский кодекс, не исключено, что и в России произошли бы кардинальные социально-политические изменения. Увы, это все только гипотезы. Жизнь распорядилась совершенно по-иному...

В конце 1800 г. в среде высшего российского дворянства созрел заговор против императора. Во главе этого заговора стоял известный государственный деятель генерал- губернатор Петербурга граф Петр Алексеевич Пален, а его ближайшим помощником был граф Никита Петрович Панин, вице-президент коллегии иностранных дел (говоря современным языком — заместитель министра иностранных дел). Активными участниками заговора были Платон Зубов, последний фаворит Екатерины II, и его брат Николай. Причина появления заговора вполне ясна — недовольство и раздражение высшего дворянства действиями императора, неуверенность знати в завтрашнем дне. И действительно, отмечая благородство и честность Павла, наличие у него самых благих намерений, нельзя не признать, что работать с таким «руководителем» было крайне трудно. Да, Павел не был безумцем, но его раздражительность, вспыльчивость, скоропалительные решения очень пугали знать. Благодаря своим необдуманным действиям к концу 1800 г. он отдалил от себя даже тех, кто потенциально мог бы быть его сторонником. Люди преданные и исполнительные попадали в опалу часто из-за пустяков.

Полковник конногвардейцев Саблуков, автор прекраснейших по своей точности и честности записок о времени Павла I, так охарактеризовал императора: «...это был человек в душе вполне доброжелательный, великодушный, готовый прощать обиды, повиниться в своих ошибках. Он высоко ценил правду, ненавидел ложь и обман, заботился о правосудии и беспощадно преследовал всякие злоупотребления, в особенности же лихоимство и взяточничество». Но мемуарист тотчас же добавляет, что все эти высокие качества сводились на нет из-за «несдержанности, чрезвычайной раздражительности, неразумной и нетерпеливой требовательности беспрекословного повиновения» 43. Нестабильность положения любого человека на государственной службе в то время прекрасно характеризуют несколько строк Саблукова, который вспоминал: «...у нас вошло в обычай, будучи в карауле, класть за пазуху несколько сот рублей ассигнациями, дабы не остаться без денег в случае внезапной ссылки» 44. Конечно, при такой ситуации было бы сложно ожидать, что рано или поздно не возникло нечто большее, чем простое недовольство.

Тем не менее для того, чтобы заговор выкристаллизовался, необходим был толчок. Подобным толчком послужили действия Павла по отношению к Англии. Высшая русская знать продавала в Англию свое зерно, и поэтому война с Англией затрагивала ее прямые материальные интересы. Наконец, посол Великобритании Уитворт и его любовница Ольга Жеребцова стали людьми, которые сообщили заговору энергию и, наконец, снабдили заговорщиков деньгами. Об участии английского посла в заговоре говорили уже и старые историки. Так, известный русский дореволюционный историк Валишевский считал, что Англия, вероятно, субсидировала заговорщиков 45.

Однако именно современные исследования окончательно поставили точку в этом вопросе. Совсем недавно английский историк Элизабет Спэрроу выпустила в свет большой научный труд «Secret Service: British agents in France 1792—1815», посвященный деятельности английской разведки в конце XVIII—XIX веке. Работа написана на основе изучения огромного количества неизвестных ранее архивных документов, и она не оставляет сомнения в причастности британских спецслужб к организации заговора против Павла I 46. Английские агенты и английские деньги помогли заговору набрать силу. Вокруг этого стержня сконцентрировались влиятельные русские англофилы, и прежде всего клан Воронцовых. Еще до разрыва с Англией Уитворт в депеше своему правительству с удовлетворением писал: «Семен Романович Воронцов и Панин — англичане», т.е. сторонники проанглийской ориентации русской политики. После разрыва с Англией именно Воронцов и Уитворт заговорили о безумии Павла. В это время Воронцов, который под предлогом болезни остался в Англии после своего смещения с официального поста, писал Новосильцеву: «Мы на судне... капитан (которого) сошел с ума, избивая экипаж... Я думаю, что судно погибнет; но вы говорите, что есть надежда на спасение, так как первый помощник капитана — молодой человек, рассудительный и мягкий, который пользуется доверием у экипажа» 47. Этим молодым человеком, «рассудительным и мягким», как может легко догадаться читатель, был Великий князь Александр Павлович, которому предстояло сыграть роковую роль в судьбе своего отца, и не только его. Но об этом у нас еще будет время побеседовать. А пока отметим, что англофильские круги тесно переплелись здесь с теми, кто с падением Екатерины потерял свой престиж и власть.

Речь идет о клане Зубовых. Как известно, Платон Зубов в 1791 г. стал последним любовником Екатерины И. В двадцать с небольшим лет* никому неизвестный офицерик стал генерал-фельцехмейстером, новороссийским и крымским генерал-губернатором, сенатором, наконец, князем Священной Римской империи. «Величайшие вельможи России считали для себя обязательным присутствовать при утреннем туалете Зубова и исполнять его капризы. Будущий фельдмаршал Кутузов, случалось, наливал фавориту кофе и подавал в постель» 48. В ту эпоху Зубовы настолько обнаглели, что Платон позволил себе даже в развязной форме пытаться соблазнить великую княгиню Елизавету, молодую жену Александра. Можно себе представить, что получили Зубовы с приходом Павла к власти. Вся их наглая спесь пропала, как и не бывало. Открыто, конечно, они не могли выступать против императора, но лютую злобу затаили. Самое интересное, что клан Зубовых сплелся в едином клубке с кланом англофилов, ибо упомянутая Ольга Жеребцова, любовница Чарльза Уитворта, была не кем иной, как урожденной графиней Зубовой, родной сестрой Платона и Николая! Именно она послужила связной между английским послом и участниками заговора.