Олег Соколов - Армия Наполеона

Взятие кладбища в Асперне австрийской пехотой. Раскрашенная гравюра по картине Ф. Хабермана. Картина написана австрийским художником, современником событий.

Необходимо отметить, что в ходе этого странного боя примерно девять тысяч саксонцев сражались против чуть ли двойного числа австрийцев, что паника возникла не столько из-за плохих боевых качеств немецких солдат, а вследствие путаницы, возникшей в темноте. Наконец, нужно добавить, что некоторые французские отряды, например дивизия Ламарка, отступали не в лучшем порядке.

Саксонцы, потерявшие в ходе вечернего сражения около трети солдат, имели к утру генерального сражения едва ли более шести тысяч пехотинцев в строю. Важно также, что эти люди понесли не только материальные потери, но и были морально подавлены неудачным боем. Поэтому, когда наутро им снова нужно было идти в атаку на превосходящего по численности неприятеля, они не выдержали. Мощная контратака австрийских войск обратила саксонские полки в паническое бегство. К счастью для пехотинцев, саксонская кавалерия никоим образом не была надломлена в ходе боя 5 июля. Напротив, ее атаки во время дневного наступления были просто великолепными. Это дало возможность успешно использовать имевшиеся под рукой саксонские конные части и спасти пехоту от полного истребления.

Общие потери саксонцев за два дня боев были исключительно тяжелыми: 603 человека убитыми, 2777 ранеными и 1358 пропавшими без вести - т. е. 4238 человек из девяти тысяч.

Приведенные факты, как нам кажется, вполне доказывают, что, если в битве при Ваграме саксонская пехота и не стояла «как отлитая из бронзы», все же ее неудача объясняется скорее просчетами высшего командования, чем собственной слабостью. Кстати, в день 6 июля не только саксонские полки поддались панике. Австрийцам удалось обратить в бегство часть дивизии Карра Сен-Сира и часть дивизии Буде. Факт паники саксонской пехоты говорит прежде всего о том, что противник стал куда более серьезным, чем в кампании 1805 - 1806 гг., и победа над ним давалась дорогой ценой.

Война 1809 г. стала памятной не только для немецких союзников. В этот же год впервые прошла самостоятельное боевое крещение -молодая армия герцогства Варшавского, ставшего оплотом наполеоновской Империи на востоке Европы. Польские солдаты рассматривали войну с Австрией как справедливую борьбу, как защиту Отечества от вновь пытавшихся поработить его врагов. С началом боевых действий князь Юзеф Понятовский обратился к своим войскам с пылким воззванием: «Государство, которое мы ничем не затронули; соседи, империю которых когда- то спасли наши предки, ворвались на нашу территорию и смотрят на нас, как на орду без Отечества и правительства. Враг желает оторвать нас от дела нашего великого освободителя и говорит, что воюет только с Императором Наполеоном ... Слабость недостойна поляков! Пожертвуем всем, чтобы защитить нашу Отчизну и нашу честь... Подымайтесь же... помогайте нашей армии защищать родные очаги! С верой в Бога и в помощь Великого Наполеона будем биться за Отечество... закроем нашими телами то, что для человека дороже всего - его независимость и его права!» 27

Князь Юзеф Понятовский (1763-1813). Понятовский изображен в мундире генерала армии герцогства Варшавского.

И польские солдаты откликнулись на этот призыв. Они дрались с беззаветной отвагой. Под Рашином 19 апреля 1809 г. в самом начале кампании 12-тысячное польское войско, поддержанное двумя тысячами саксонцев, весь день сдерживало упорные атаки тридцатитысячной армии эрцгерцога Фердинанда. Героическая оборона Торна, упорные бои под Сандомиром и отчаянный штурм Замостья поистине вошли в легенду. Под Замостьем польские солдаты должны были штурмовать по лестницам город, защищаемый тремя тысячами австрийцев. Когда авангард первой колонны поляков подступил к стене бастиона, гренадеры заколебались. Перед ними была десятиметровая отвесная стена, не поврежденная артиллерией. Первый из гренадеров, которого капитан Дэн послал лезть по лестнице, отказался выполнить приказ... и тотчас был убит на месте решительным командиром. Остальные ринулись вперед столь напористо, что австрийцы не выдержали и бежали. Польские солдаты ворвались в крепость. 500 австрийцев было убито или ранено, оставшиеся 2500 взяты в плен.

Однако поляки не ограничивались отважным поведением на поле брани. Князь Понятовский активно набирал новые войска, поднимал на борьбу уроженцев польских земель, еще находившихся под властью Австрии. В результате к концу кампании 1809 г. общая численность польской армии (учитывая солдат в госпиталях, гарнизоны, а также три полка, сражавшиеся в Испании) составляла 62 135 человек! 28

Победа Наполеона в кампании 1809 г. была бы просто немыслима без поддержки союзных войск, которые, как видно из приведенных примеров, сражались в общем достойно, а иногда и просто героически. Иностранные контингенты все более интегрировались в рядах наполеоновских войск. Император интуитивно нащупал разумный метод привлечения союзников к общей борьбе. С одной стороны, для солдат ряда государств австрийцы выступали явно в роли агрессора, что и подчеркивалось в обращениях к войскам. Баварцы, саксонцы, итальянцы, не говоря уже о поляках, защищали свою собственную территорию, и это в большей или меньшей степени давало им побудительную мотивацию к борьбе. С другой стороны, все иностранные контингенты действовали фактически в рядах единой военной машины*. Обычные в коалиционных армиях противоречия между командованием войск различных государств, каждое из которых служит интересам политики своего правительства, часто совершенно противоположным, здесь начисто отсутствовали. Наполеон был безоговорочным вождем этой пестрой мозаики европейских полков. Он отдавал приказы саксонским, баварским, итальянским, вюртембергским и прочим войскам, не спрашивая, что об этом подумают министры в Дрездене, Мюнхене, Милане или Штутгарте, выказывал благодарность и порицал, награждал солдат и офицеров французскими и итальянскими орденами. При этом безоговорочном лидерстве французское командование большей частью соблюдало по отношению к союзникам безупречный такт и корректность. Все это приводило к тому, что войска разных европейских стран взаимно притирались друг к другу, привыкали сражаться вместе, все больше рассматривая как верховного начальника не своего монарха, а императора Наполеона, а себя как воинов Великой Империи.