Олег Соколов - Армия Наполеона

Однако версия Жанти понравилась богеме своим эпатажем - слово «дерьмо», звучащее почти что как ласкательное в устах современного парижского молодого художника, тогда казалось верхом непристойности. И вот уже это слово подхватил известный писатель Шарль Нодье, а вслед за ним и Виктор Гюго в своем бессмертном романе «Отверженные». Переходя из одного художественного произведения в другое, это слово стало казаться во второй половине XX в. единственно возможным ответом гвардейцев. На самом деле Камбронн впоследствии вообще отрицал, что он что-либо отвечал англичанам. С другой стороны, уже в эпоху Второй Империи ряд ветеранов, дравшихся под Ватерлоо в рядах Старой Гвардии, под присягой подтвердили, что они не только слышали, но и хором вместе с другими произносили: «Гвардия умирает, но не сдается!» Скорее всего Камбронн, а может быть, и другие офицеры и солдаты отвечали выкриками и проклятьями на неоднократные предложения англичан сдаться. Но все это тонуло в грохоте канонады, в треске ружейной пальбы, в воплях раненых и криках сражающихся. Кто и что кричал, никто не мог бы, наверное, толком вспомнить и час спустя. Сам Камбронн был ранен осколком гранаты в голову и упал с коня без сознания на груды трупов. Его подобрали англичане...

Камбронн был ранен около 20.30, очень скоро после этого его каре было почти полностью уничтожено, а его остатки присоединились к другим гвардейским частям.

Также героически, как егеря Камбронна, вели бой гренадеры Роге (2-й батальон 3-го полка, командир батальона - Белькур). Это каре отступало по направлению к Бель-Альянсу под непрерывными атаками пехоты Мэйтланда и Митчелла, английских легких драгун и Брауншвейгских улан. Несколько раз артиллерия била по гренадерам картечью с дистанции 200 шагов. Очевидец вспоминает, что когда до Бель- Альянса оставалось всего несколько туазов, кавалерия в очередной раз обрушилась на каре, уже превратившееся от тяжелых потерь в треугольник, каждая сторона которого была лишь тонкой линией. Солдаты понимали, что новой атаки они не смогут отразить, и тогда раздался крик «Мы не сдадимся!..» Этот крик подхватили все гренадеры: «Да, умрем здесь! Умрем здесь! Да здравствует Император!» Еще через несколько мгновений маленькое каре было раздавлено массой кавалерии. Большинство гренадер погибло, лишь некоторые, пользуясь темнотой, сумели прорваться из окружения мелкими группами 95.

Как видно из последнего описания, если Камбронн и не произнес своей знаменитой фразы, то вечером 18 июня 1815 г. она явно носилась в воздухе.

Каре Роге и Белькура погибло примерно между 20.3021 часами. Примерно в это же время окруженное английскими стрелками было разбито каре 1-го батальона 2-го гренадерского полка, которым командовали генерал Кристиани и командир батальона Мартено.

Последний из трех батальонов Старой Гвардии, оставленных в резерве атаки (2-й батальон 2-го егерского, командир батальона - Момпе), находился на месте, до темноты прикрывая отступление других частей. Затем батальон, сократившийся до горсти солдат, начал отступать и также был рассеян врагом. От всего батальона осталось не более 30 человек, которые сумели сохранить орла, переданного им генералом Камбронном.

Батальоны Пеле и Гользио, дравшиеся в Плансенуа, вырвались из деревни примерно около 20.30 вечера. От них также оставалась лишь горсть солдат и офицеров. Уже в сгущающихся сумерках они встретились с отступающими солдатами Момпе и в свою очередь приняли под защиту спасенного Орла. О том, с каким самозабвением дрались все гвардейцы, говорит тот факт, что уже сразу после боя генерал Пеле мог вспомнить о том, что происходило вокруг него, разве что с помощью своих подчиненных. «Баррик (лейтенант 2-го полка) рассказал мне, - записал он в своем "Журнале", - что я поцеловал Орла с самым сильным излиянием чувств и, подняв шляпу, воскликнул: "Друзья, умрем все вокруг него, но не отдадим врагу!" Когда мы оказались в каком-то углублении, которое артиллерия почти не на - крывала своим огнем, я сказал: "Ставь здесь своего Орла, Мартен (так звали орлоносца)", - а затем крикнул: "Ко мне, гвардейские егеря! Собирайтесь вокруг своего Орла и своего генерала!" Я собрал немало людей и держался довольно хорошо. Скоро стало ничего не видно в четырех шагах. В этот момент нас кто-то окружил.

Я думал, что это французские уланы, так, по крайней мере, мне сказали, но это оказался неприятель, и мы бросились на него в штыки. Мы также стреляли из ружей, хорошо или плохо... я не знаю» 96.

Итак, приблизительно в половине десятого вечера все гвардейские батальоны, которые участвовали в атаке на плато Мон-Сен-Жан или составляли ее резерв, были разбиты, равным образом как и те, что сражались в Плансенуа. От них оставались лишь отдельные группы солдат, которые, спасая полковые святыни, отходили, а скорее, прорывались к Брюссельскому шоссе в направлении фермы Кайу.

В сомкнутом строю оставались лишь два батальона 1-го гренадерского полка генерала Пети и 1-й батальон 1-го егерского полка (командир батальона- Дюринг). Последний, как уже указывалось, с утра охранял главную квартиру и казну армии. Вокруг в ночи, при свете горящих вдали деревень, бежали тысячи людей, скакали кавалеристы, обрубив постромки, уносились на упряжных лошадях ездовые артиллерии. Со всех сторон доносились вопли, выстрелы, проклятья, призывы и команды, которых уже никто не слышал. Обезумевшую от паники толпу рубили вражеские кавалеристы. Где-то грохотали прусские пушки, которые без разбора палили по своим и по чужим.,

Наполеон с несколькими генералами был в этот момент в центре каре 1-го гренадерского. Пети вспоминал: «По приказу Императора я отдал распоряжение барабанщикам бить "гренадерский бой". Солдаты Гвардии из разбитых полков присоединялись к моему каре, и в скором времени их оказалось столь много, что в каре вместо трех шеренг стало шесть. Император приказал отходить, и мы проделали это в идеальном порядке, двигаясь с частыми остановками, иногда я отдавал команду "На месте... Шагом марш!" - и солдаты исполняли ее, как на учебном плацу. Затем оба наших каре объединились на дороге. Мы перестроились в колонну. Враг шел за нами по пятам, но не осмеливался атаковать» 97.

Примерно так же действовал и егерский батальон Дюринга, который отходил в столь же образцовом порядке: «Я построил батальон в колонну подивизионно, - писал Дюринг, - на взводных дистанциях. Офицеры и солдаты всех полков хотели встать в ряды, но я никого не принимал, потому что тогда было бы невозможно сохранить порядок. Однако потом я разрешил вставать в наш строй солдатам Старой Гвардии, и вскоре мои дивизионы стали насчитывать каждый человек по 300*» 98.

* Изначальная численность дивизиона (1/4 батальона в строю) в 1-м егерском была 150 человек. Следовательно, батальон увеличился количественно примерно вдвое и достиг, очевидно, 1200 человек.