Исаак Быкадоров - Казаки в Отечественной войне 1812 года

Драгоценные ризы с икон сдирались, а иконы бросались, как ненужные вещи. Священные одежды, сосуды расхищались. А самые храмы наши враги обращали в конюшни.

Оставление Москвы, а затем пожар ее были тяжелой, но искупительной жертвой, имевшей неисчислимые выгоды для нас.

Все расчеты Наполеона рушились. Оставлением Москвы русские не закончили войны; они разгорались все большей и большей жаждой мести, жаждой кровавой борьбы до полного уничтожения врага.

Вся Россия с верой и надеждой взирала на своего Монарха. В нем она видела спасение, к нему неслись все помыслы, за него уста шептали горячие молитвы.

Когда АЛЕКСАНДР I узнал об оставлении Москвы, то, тронутый до глубины души бедствиями своих подданных, не скрывая своей горести, сказал: «Из всего нами испытанного заключаю, что само Провидение требует от нас великих жертв, особенно от меня. Но скажите, – обратился ГОСУДАРЬ к привезшему известие, полковнику Мишо, – скажите, что говорили войска, оставляя без выстрела мою древнюю столицу. Не заметили вы упадка в их духе…» – «ГОСУДАРЬ, признаюсь, я оставил армию, от Кутузова до последнего солдата, в неописанном страхе». «Что вы говорите? Неужели мои русские убиты несчастьем?» – «Нет, ГОСУДАРЬ, они только боятся, чтобы ВЫ по доброте ВАШЕГО сердца не заключили мира, они горят желанием сразиться и доказать ВАМ свою преданность». ГОСУДАРЬ, узнав это, растроганно сказал полковнику: «Вы облегчили мое сердце; вы меня успокоили. Возвратитесь в армию, говорите моим подданным везде, где вы будете проезжать, – если у меня не останется ни одного солдата, я созову мое верное дворянство и добрых поселян, буду сам предводительствовать ими и подвину все средства Моей Империи, Россия представляет мне больше способов, чем полагает неприятель. Но если судьбою и Промыслом Божиим предназначено роду МОЕМУ не царствовать более на престоле моих предков, то, истощив все усилия, Я отращу себе бороду по грудь и лучше соглашусь питаться в недрах Сибири, нежели подписать стыд МОЕГО Отечества и добрых моих подданных, пожертвования коих умею ценить. Провидение испытывает нас; будем надеяться, что оно не оставит нас. Наполеон – или Я, но вместе мы не можем царствовать. Я узнал его – он более не обманет меня».

Между Царем и народом русским было полное единение в своих чувствах, желаниях, помыслах – была горячая любовь к Родине.

А Наполеон между тем ожидал послов с предложением выгодного мира, мир ему самому становился крайне необходимым… но ожидания его были напрасны…

3 (15) сентября русская армия собралась у Боровского моста на Рязанской дороге.

На другой день Кутузов решил перейти на запад, на Калужскую дорогу, и занять там позицию.

Целью этого движения было – прикрыть от французских войск Калугу, Тулу и вообще наши южные губернии, богатые всякого рода запасами, и вместе с тем занять положение, угрожающее сообщениям французской армии между Москвой и тылом, и тем воспрепятствовать подвозу к ней продовольствия.

Французы на некоторое время совсем потеряли нашу армию. Для введения французов в заблуждение на прежней дороге был оставлен отряд из двух Донских казачьих полков, под начальством лейб-гвардейского казачьего полка полковника Ефремова. Донцы так искусно действовали, отступая по прежнему пути, хотя армия давно уже свернула на Калужскую дорогу, что протянули за собой французский авангард до города Бронницы. Французский авангард был уверен, что отряд Ефремова отступает за своей армией, составляя ее арьергард, и только в Бронницах французы узнали, что попались в обман.

9 сентября вся наша армия была уже на Калужской дороге, на позиции у Красной Пахры.

Наполеон, узнав об исчезновении русской армии и о появлении на Можайской дороге казаков, разбивших там транспорт, выдвинул из Москвы сильный авангард.

Главнокомандующий решил перевести армию к Тарутину, где положение становилось еще более выгодным.

20 сентября армия сосредоточилась у Тарутина. Для прикрытия был выдвинут авангард, под начальством генерала Милорадовича, со стороны французов против него стал авангард Мюрата. В таком положении обе стороны оставались около двух недель.

Отступающий казак-грабитель

Скоро по занятии Тарутина в лагерь русской армии стали прибывать подкрепления. Но самым важным и более ценным подкреплением были прибывшие с Дона казачьи полки.

Около 15 тысяч донцов различных возрастов, от юношей до покрытых ранами и убеленных сединами стариков, явилось на поле брани. В одном полку, в одной сотне нередко можно было встретить мужа, сына и деда.

24 Донских казачьих полка и конная полубатарея выступили с Дона в поход в половине сентября и шли без дневок, делая по 60 верст в сутки.

Войсковой атаман Платов встретил верных донцов следующей речью: «Друзья, Сам Милосердный Бог ускорил ваш путь. Настало время донцам доказать всю силу нашего усердия к Богу, Государю и Отечеству. Мы в душах наших запечатлели милости Царские. Не щадя голов своих докажем мы снова наше рвение, нашу любовь… Вы – донцы, вы – сыны земли Русской, не утерпели ваши сердца, вы прилетели быть соучастниками общей славы! Друзья! злодей в стенах Москвы; он все в пепел обращает; он, может быть, алчет распространить зверство свое и в дальнюю внутренность России. Преградим путь врагу свирепому; умрем здесь или выгоним его из земли Русской. Вы охотно пришли подкрепить нас – праведный Бог нам поможет! Враг идет на нас адом, мы пойдем на него с крестом животворящим!

Если бы Бог попустил, если бы враг прорвался до берегов Тихого Дона, не пощадил бы он ни жен, ни детей наших… Кровь наша смешалась бы с волнами Тихого Дона. Поруганы бы были храмы Господни, встревожили бы прах наших отцов… Друзья и братья, воскликнем к Господу сил: «Не для нас, Господь, для имени твоего воспомоществуй нам поразить, устыдить и изгнать врага!»

Со слезами на глазах, слушая слова своего атамана, донцы единогласно отвечали ему: «Готовы умереть везде, где ты, наш отец, нам прикажешь; отмстим злодеям за кровь братьев наших. Умрем, а далее врага не пустим!»

Донские полки по прибытии в Тарутинский лагерь тотчас же вошли в состав различных отрядов, действовавших против врагов.

Бедствия французов с каждым днем все увеличивались. Найденные в Москве припасы продовольствия были давно съедены. Французам уже приходилось питаться кониной. Правильного подвоза с тыла не было. Оставался один способ продовольствия – сбор различных припасов в окрестностях стоянок войск, так называемые фуражировки.