Анри Пиренн - Средневековые города Бельгии

Впоследствии Гюи де Дампьер торжественно заявил, что брак его дочери с сыном Эдуарда не помешал бы ему лояльно служить своему сюзерену [753]. Действительно, все говорит за то, что он не собирался заключить в 1294 г. формальный союз с английским королем. Ни в одном из известных нам документов, относящихся к этому году, нет никакого намека на соглашение между обоими государями. Кроме того, если бы Гюи находился в это время в рядах противников Франции, то Филипп, очевидно, не отпустил бы его на свободу и не ограничился бы запрещением ему «содействовать браку одного из своих детей с членом семейства английского короля, или какого-либо другого врага королевства». Впрочем, никто и не обвинял графа в присяге Эдуарду. Его враги ограничились составлением фальшивых писем с его печатью, чтобы доказать, будто он послал в Англию лошадей и вооруженных людей [754].

Словом, поведение Гюи объясняется очень просто. Сначала он пытался соблюдать нейтралитет как по отношению к Франции, так и Англии. Он питал фантастическую надежду отдалить военные действия от своих границ, сохранив при этом необходимые для фландрской торговли рынки на Западе и на Юге. К этой политике вернулись впоследствии и после него: так поступил сорок лет спустя Яков Артевельде в начале Столетней войны. Но в обоих случаях она фатально потерпела крах. Фландрия, находясь между двумя воюющими странами, должна была высказаться в пользу одной из них и стать на чью-либо сторону, чего бы ей это ни стоило. Однако Гюи колебался еще в течение трех лет, прежде чем сделать решительный шаг.

После заключения Филиппины в Лувр положение графа оказалось одинаково фальшивым как по отношению к Англии, так и по отношению к Франции. Вопреки своему желанию он оказался втянутым в распри своего сюзерена. Король лишал его всякой свободы и всякой инициативы как во внешней политике, так и во внутренней. Поэтому нет ничего удивительного, что он попытался найти выход из колебаний и противоречий своей политики. Вынужденный занять ложную позицию и прибегать к всяческим мелким уловкам, он, в промежутке между 1295 и 1297 гг., по-видимому, совсем потерял голову.

Действительно, трудности, с которыми ему приходилось бороться, были непреодолимы. Внутри страны — города не прекращали своей оппозиции; на границах — старые враги Фландрии, воспользовавшись ее затруднениями, поспешили напасть на нее: Иоанн д'Авен угрожал Валансьену, в то время как Флоренции Голландский, союзник английского короля, вторгся в Зеландскую Фландрию [755].

При этих обстоятельствах Эдуард обнаружил гораздо больше дипломатического искусства, чем Филипп Красивый. Он сумел не порвать с графом, продолжая переговоры с ним и пытаясь привязать его к себе многочисленными доказательствами своей дружбы. 6 апреля 1295 г. он выплатил ему 100 000 ливров, которые был ему должен граф Гельдернский; несколько дней спустя, 28 апреля, он постарался устроить ему перемирие с Флоренцием Голландским [756]; в октябре он возобновил переговоры на счет брака Филиппины с его сыном. Но, завоевывая таким образом доверие старого графа и обеспечивая себе его признательность, он в то же время вел себя непримиримо по отношению к городам. Он запретил вывоз английской шерсти, рассчитывая таким образом задушить фландрскую промышленность и заставить горожан стать на его сторону. Он знал по опыту всю силу этой тактики. Двадцать лет тому назад она заставила в три месяца капитулировать фламандцев (1274 г.). Король рассчитывал и на этот раз добиться аналогичных результатов и, несмотря на огромные жертвы, которых требовало от его подданных прекращение торговли шерстью, он, не колеблясь, прибегнул к этому средству [757].

В то время как Эдуард всячески помогал своими услугами очутившемуся в тупике Гюи де Дампьеру, Филипп, наоборот, вел себя по отношению к нему более сурово и требовательно, чем когда-либо. Он приказал прекратить торговлю с Англией. Однако предвидя, какое недовольство эта мера вызовет у городских купцов, он поручил следить за выполнением ее не королевским «сержантам», столь многочисленным во Фландрии, а графским чиновникам. Таким образом, на одного Гюи обрушилось все недовольство, вызванное королевским решением, а доход от конфискации арестованных товаров, который оставлял ему Филипп, не стоил потери им остатков своей популярности. Столь же пагубным были для него королевские указы относительно монеты. Известно, как усердно Филипп Красивый занимался порчей французской монеты. Заставить Фландрию принимать эти порченные деньги, значило нанести самый тяжкий удар торговле страны. Но Филипп не остановился перед этим. Граф должен был следить за строгим выполнением этих драконовских указов, запрещавших, под угрозой самых суровых наказаний, пользоваться какими бы то ни было деньгами, кроме французских, и заставлявших богачей превращать свою прекрасную золотую и серебряную утварь в обесцененную монету. При всей своей покорности Гюи де Дампьер не мог подчиниться в этом приказаниям своего сюзерена. Он натолкнулся на упорное сопротивление горожан. Королевские указы остались мертвой буквой, и на лиц, не выполнявших их, были наложены огромные штрафы.

Но король скоро понял, что он идет по ложному пути. Недовольство, вызванное его политикой, грозило толкнуть Фландрию в объятия Англии. Поэтому в начале 1296 г. он согласился пойти на большие уступки. Чтобы ослабить удар, нанесенный фландрцам разрывом торговых сношений с Англией, он освободил их сукна от всякой иностранной конкуренции внутри королевства. Он отменил штрафы за невыполнение его монетных указов. Он дал двухгодичную отсрочку всем долговым обязательствам, сделанным графом и бюргерами. В то же время он ограничил полномочия во Фландрии своих «сержантов», отвергнул апелляцию к парламенту гентской коллегии XXXIX и позволил Гюи де Дампьеру судить своим судом всех тех, кто совершил какой-нибудь проступок во время разбора их апелляций к королю. Однако Филипп требовал вознаграждения за свою уступчивость. Взамен за доставленные графу выгоды он получил от него право взимания двухпроцентного налога со всех движимых и недвижимых имуществ его подданных. Взимание этого налога должно было производиться чиновниками Гюи де Дампьера, а доход с него должен был делиться пополам между ним и королем (16 января 1296 г.).

Ведя эту политику, Филипп одновременно вступил в тайные переговоры с врагами своего вассала. Едва только было заключено указанное нами соглашение, как Филипп вступил в союз с Иоанном д'Авеном и с Флоренцием Голландским, внезапно покинувшим английского короля (9 января 1296 г.) [758]. Гюи очутился в опасном положении. Первого ноября 1295 г. парижский парламент заставил его вернуть Валансьен королю. Было очевидно, что Филипп заплатит этим городом за союз с Иоанном д'Авеном. Действительно, в феврале 1296 г. он приказал городу открыть свои ворота графу Генегау.