Анри Пиренн - Средневековые города Бельгии

Но такое положение вещей, которое, впрочем, в довольно отличной форме мы встречаем и во Фландрии, лишило их всяких шансов на победу. Преследуя только свои выгоды, они оказались вынужденными опираться лишь на свои собственные силы. Узость их муниципальной исключительности обрекла их на изолированность. Было слишком очевидным, что их победа привела бы к невыносимому преобладанию их интересов, принесла бы все в жертву их свободе и причинила бы ущерб всем, кроме их самих. Поэтому с самого же начала борьбы не только дворянство, являвшееся в противовес бюргерству городов воплощением сопротивления деревни, но и капитал, некогда столь часто поддерживавший их, оказались на стороне епископа. Они были таким образом побеждены коалицией интересов, которым они угрожали и которые объединились против них. Их партикуляризм был сокрушен другими партикуляризмами. Их борьба с епископом была в действительности борьбой между ними и территориальным государством, и в конечном итоге победило последнее. Действительно, как ни плох был Фекский мир, заключенный в разгар гражданской войны, но он все же явился исходным пунктом конституции страны. Победоносный епископ не осмелился нарушить его; он удовольствовался тем, что не позволил городам получить больше привилегий. Мир был торжественно ратифицирован через несколько недель после битвы при Гессельте, 4 октября 1328 г. [891]

Принятые против мятежников постановления, известные в истории под названиями Вигоньского мира, Флонского мира и Женеффского мира [892], заслуживают того, чтобы в нескольких словах остановиться на них. Они ликвидировали, разумеется, покушение Льежа на епископские «прерогативы», они отняли у него верховную юрисдикцию, заставили его вернуть « werixhas », ограничили чрезмерные привилегии, связанные с правом гражданства, и затруднили впредь вступление в число «внешних горожан» (лиц, живущих вне города, но пользующихся правами горожан). Но если в них ясно сквозит цель ограничить автономию города и сделать ее совместимой с верховной властью князя, то не следует думать, будто в них можно найти малейший намек на стремление восстановить старый аристократический режим, удовлетворить устарелые притязания патрициата, отдать «бедноту» под опеку «богачей». Никто не помышлял об уничтожении равенства гражданских прав; ни одна из экономических или юридических привилегий патрициата не была восстановлена. Удовольствовались отменой непосредственного управления города цехами. Последние продолжали существовать в качестве экономических корпораций, но они перестали составлять политические группировки и избирательные коллегии. Их старшины не заседали больше в городском совете. В 1330 г. Женеффский мир сосредоточил муниципальную власть в руках бургомистров, присяжных и советников, которые отныне одни только получили право созывать горожан на пленарные заседания. Все должности были поровну распределены между «беднотой» и «богачами», а на место совета, состоявшего раньше из «старшин» (« gouverneurs ») цехов, стал новый совет, состоявший из 80 лиц, избранных в шести округах ( vinaves ) города [893]. Надо заметить, что членов совета назначали бургомистры и присяжные, и что они же одни обладали правом по своему усмотрению «собирать всю городскую общину», т. е. созывать общее собрание всех граждан. Произведенная реформа городского управления была, как мы видим, зрелым плодом долгих размышлений и руководилась очень определенными политическими соображениями. Целью ее было предотвратить в будущем новые восстания. Для этого она путем уничтожения цехов как политических организаций ослабляла наиболее многочисленную часть горожан-ремесленников, а в качестве дополнительной гарантии она заставляла их разделить с потомками старых родовитых семей все городские должности. Но ее постигла та же участь, что и многочисленные другие попытки, испробованные в XIV веке с той же целью. Хитроумные препоны, ставившиеся ею натиску народных сил, были слишком хрупки, чтобы долго сдерживать их. Политическая жизнь пробудилась среди ремесленников, подобно тому, как два века тому назад, она пробудилась среди купцов « portus'a », и неудержимо стремилась к полному своему расцвету. Каждый цех был слишком заинтересован в управлении городом, чтобы предоставить его целиком городскому совету. Экономическая структура города, указывавшая каждой профессии ее роль, ее привилегии, ее особую регламентацию, объединявшая всех их в одно моральное целое, в одно коллективное существо, все члены которого были солидарны друг с другом, повелительно требовала аналогичного устройства в политической области. Как бы ни соперничали друг с другом различные цехи, стремясь каждый лишь к своей выгоде и не думая об интересах своих соседей, они не могли не действовать сообща, чтобы избавиться от навязанного им нового положения. Если в целом масса ремесленников лишена была того, что теперь мы назвали бы классовым сознанием, то зато каждая из составлявших ее многочисленных групп повиновалась мощному корпоративному духу, каждая глубоко чувствовала свое собственное унижение, и из совокупности этих частных недовольств необходимым образом вырастала общая оппозиция.

Бургомистр «бедноты», скорняк Петер Андрикас, один из тех первых бюргерских политиков, множество примеров которых дает нам история XIV века, стал во главе оппозиции. В 1331 г. вспыхнуло восстание, которое, однако, потерпело неудачу, так как оно было преждевременно раскрыто. Но епископ увидел в этом грозный симптом. Он решил, что соглашение от 1330 г. предоставляет еще слишком много автономии ремесленникам и что необходимо изменить его в сторону большей суровости. 10 июня 1331 г. был провозглашен Воттемский мир, который народ назвал «законом ропота» [894]. Он еще строже, чем раньше, подчинил цехи власти князя. Избираемые ими старшины были заменены « wardeurs » (надзирателями), назначавшимися коллегией эшевенов, которой поручено было пересмотреть в два месяца уставы всех ремесленных братств. Были усилены уголовные наказания для тех, кто самочинно созвал бы народное собрание или ударил бы в набат; установлены были уголовные преследования всякой возможной попытки «на словах или на деле» вызвать «мятеж в городе».

Это новое суровое постановление имело не больше успеха, чем сравнительно умеренное предыдущее. Цехи продолжали, несмотря ни на что, неизменно добиваться своего вмешательства в ведение городских дел. В 1343 г. они наконец добились успеха — Сен-Жакская грамота допустила участие их «старшин» в городском совете, предоставила им выбор «присяжных бедноты» и установила, что в будущем достаточно требования двух или трех цехов, чтобы заставить бургомистров созвать пленарное собрание горожан [895]. С тех пор Льеж обладал в течение ряда лет конституцией, которую брабантские города заимствовали у него в конце XIV века. Цехи получили доступ к управлению городом, но они управляли им не одни. «Богачи» продолжали делить власть с ними; они назначали одного из двух «бургомистров», половину присяжных и половину советников.