Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

По назначении графа Воронцова Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором Пушкин был зачислен в его канцелярию. Он оставил Кишинёв и поселился в Одессе; сначала грустил по Кишинёве, но вскоре европейская жизнь, итальянская опера и французские ресторации напомнили ему старину и, по его же словам, «обновили душу». Он опять предался светской жизни, но более одушевлённой, более поэтической, чем та, которую вёл в Петербурге. Полуденное небо согревало в нём все впечатления, море увлекало его воображение. Любовь овладевала сильнее его душою. Она предстала ему со всею заманчивостью интриг, соперничества и кокетства. Она давала ему минуты и восторга, и отчаяния. Однажды в бешенстве ревности, он пробежал пять вёрст с обнажённой головой под палящим солнцем по 35 градусам жара.

Пушкин был собою дурен, но лицо его было выразительно и одушевлённо; ростом он был мал (в нём было с небольшим 5 вершков), но тонок и сложён необыкновенно крепко и соразмерно. [46] Художник Г. Г. Чернецов на эскизе портрета Пушкина для картины «Парад на Марсовом поле» записал: «Александр Сергеевич Пушкин, рисовано с натуры 1832-го года Апреля 15, ростом 2 арш. 5 верш. с половиной» («Нива», 1914, № 25, стр. 494). Женщинам Пушкин нравился; он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своём. Когда он кокетничал с женщиною или когда был действительно ею занят, разговор его становился необыкновенно заманчив. Должно заметить, что редко можно встретить человека, который бы объяснялся так вяло и так несносно, как Пушкин, когда предмет разговора не занимал его. Но он становился блестяще красноречив, когда дело шло о чём-либо близком его душе. Тогда-то он являлся поэтом и гораздо более вдохновенным, чем во всех своих сочинениях. О поэзии и литературе Пушкин говорить вообще не любил, а с женщинами никогда и не касался до сего предмета. Многие из них, особенно в то ещё время, и не подозревали в нём поэта. Одна иностранка, оставляя Россию, просила Пушкина написать ей что-нибудь в память самых близких двухлетних их отношений. Он написал ей пиесу:

Она очень удивилась, узнавши, что стихи собственного его сочинения, просила перевода, но Пушкин предоставил ей обратиться для сего к первому русскому, которого она встретит за границей. В знакомом кругу он любил эту неизвестность, но молвою вообще дорожил и радовался, когда встречал своё имя в иностранных сочинениях и журналах. Русские критики, в то время к нему вообще благосклонные, внушали ему равнодушие к своим отзывам по причине безотчётности похвал, а впоследствии — по безотчётности порицаций. В продолжение всей своей литературной жизни он не имел случая воспользоваться от них ни единым дельным замечанием. [47] Резкое колебание критики в отношении к Пушкину, зависевшее от характера и социальной направленности борьбы на литературном фронте, конечно, не оставляло, да и не могло оставлять Пушкина равнодушным. Об этом красноречиво свидетельствуют его постоянные попытки создания собственной трибуны, его горячее участие в литературной борьбе, собственные литературно-публицистические выступления, высказывания в письмах, бесчисленные эпиграммы и пр.

Пушкин не любил над собою невольного влияния французской литературы. Он радостно преклонился пред Байроном, но не был, как утверждают некоторые, его вечным, безусловным подражателем. Андрей Шенье, француз по имени, а конечно, не по направлению таланта, сделался его поэтическим кумиром. Он первый в России и, кажется, даже в Европе достойно оценил его. В Одессе Пушкин писал много, и произведения его становились со дня на день своеобразнее; читал он ещё более. Там он написал три первые главы «Онегина». Он горячо взялся за него и каждый день им занимался. [48] Глава I «Онегина», как сказано, начата была Пушкиным ещё в Кишинёве и закончена в Одессе 22 октября 1823 г. Вслед затем Пушкин стал работать над главой II, которую окончил 8 декабря. Глава III, начатая через два месяца, 8 февраля 1824 г., в Одессе, закончена только 2 ноября 1824 г. уже в Михайловском. Пушкин просыпался рано и писал обыкновенно несколько часов, не вставая с постели. Приятели часто заставали его то задумчивого, то помирающего со смеху над строфою своего романа. Одесская осень благотворно действовала на его занятия. Надобно заметить, что время года, всегда ненастное, приносило ему вдохновение; что же он чувствовал на юге, где всё влияние осени отзывалось в его душе, а сверх того, он видел ясное небо, дышал тёплым, чистым воздухом!

В 1824 году Пушкин был принуждён оставить Одессу и поселиться в Псковской губернии, в деревне своей матери. Перемена ли образа жизни, естественный ли ход усовершенствования, но дело в том, что в сём уединении талант его видимо окрепнул, и если можно так выразиться, освоеобразился. С этого времени все его сочинения получили печать зрелости. Он занимался много, особенно, по своему обыкновению, в осеннее время. Здесь он написал «Цыганов», несколько глав «Онегина», множество мелких стихотворений и наконец «Бориса Годунова».

В двух верстах от его деревни находится село Тригорское, неоднократно воспетое и им, и Языковым. Оно принадлежит П. А. Осиповой, которая там жила и живёт поныне с своим семейством. Добрая, умная хозяйка и милые её дочери с избытком заменили Пушкину все лишения света. Он нашёл тут всю заботливость дружбы и все развлечения, всю приятность общества. Вскоре Тригорское и Михайловское оживились приездом из Дерпта двух тамошних студентов — А. Н. Вульфа, сына П. А. Осиповой, и поэта Языкова. Пушкин его очень любил, как поэта, и был в восхищении от его знакомства. Языков приехал на поэтический зов Пушкина:

Потом он был обрадован приездом своего друга барона Дельвига. Более никого или почти никого Пушкин не видал во всё время своей деревенской жизни. [49] Умолчание Л. С. Пушкина о приезде к поэту в Михайловское его лицейского друга и будущего декабриста, И. И. Пущина, вызвано было, конечно, цензурными соображениями: упоминание в печати имени декабриста казалось опасным даже в 1850-х гг. С соседями он не знакомился. Сношения его с Петербургом шли своим чередом: он получал оттуда книги, журналы и письма. В это время началась его переписка с П. А. Плетнёвым, который взялся быть издателем его сочинений. Они в то время лично были почти незнакомы, но впоследствии их сношения кончились тесною дружбой. В досужное время Пушкин в течение дня много ходил и ездил верхом, а вечером любил слушать русские сказки и тем — говорил он — вознаграждал недостатки своего французского воспитания. Вообще образ его жизни довольно походил на деревенскую жизнь Онегина. Зимою он, проснувшись, так же садился в ванну со льдом, а летом отправлялся к бегущей под горой реке, так же играл в два шара на бильярде, так же обедал поздно и довольно прихотливо. Вообще он любил придавать своим героям собственные вкусы и привычки. Нигде он так не выразился, как в описании Чарского (см. «Египетские Ночи»). [50] В последней редакции «Египетских ночей» Пушкин в главу I, в описание Чарского, ввёл автобиографический и публицистический отрывок 1830 г., а в главе II заставил итальянца импровизировать для Чарского стихи на тему о независимости поэта и свободе поэтического вдохновения. Для этой импровизации Пушкин использовал отрывок из своей неоконченной поэмы об Езерском. В это время появилась первая глава «Онегина». Журналы или молчали, или отзывались о ней легко и равнодушно. Пушкин не понимал такого приёма сочинению, которое ставил гораздо выше прежних, удостоенных похвал, не только внимания. Впоследствии он должен был привыкнуть ко вкусу критиков и публики. «Борис Годунов», «Полтава», все русские сказки были приветствуемы то бранью, то насмешками. Когда появилась его шутка «Домик в Коломне», то публика увидела в ней такой полный упадок его таланта, что никто из снисходительного приличия не упоминал при нём об этом сочинении.