Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Будберг поверил заверениям Мустье, ошибочно полагая, что для Франции Восточный вопрос имеет второстепенное значение, а уклонение Наполеона от обещаний содействовать отмене нейтрализации Черного моря объяснял главным образом влиянием Англии. При этом Будберг считал, что стесняющие Россию ограничения Парижского договора 1856 г. отпадут сами собой [639] Письмо Будберга Горчакову от 8 марта 1867 г. // Там же. 1867 г. Д. 132. Л. 81–87. . Недоверие, сохранявшееся в Петербурге относительно роли Франции на Востоке, барон объяснял тенденциозностью информации, получаемой от посла в Константинополе Н.П. Игнатьева [640] Записка Горчакова Александру II // Там же. 1866 г. Д. 66. Л. 21. .

В обоснование необходимости более тесного сближения с Францией, посол пытался убедить Горчакова в том, что французское правительство не имеет намерений использовать польский фактор в антироссийских целях, как это было в недавнем прошлом [641] См.: Письмо Горчакова Будбергу от 28 ноября 1866 г., а также докладную записку Горчакова Александру II от 27 ноября 1866 г. // Там же. 1866 г. Д. 66. Л. 496–504. .

Все это вызывало у канцлера возраставшее недоверие к оценкам Будберга, которое он неоднократно высказывал в докладах императору.

«Всякий раз, когда французский кабинет нуждается на момент в нашем благоволении, имея в виду расчеты своей европейской политики, – писал Горчаков Александру II 27 ноября 1867 г., – он слепит наши глаза миражем согласия на Востоке, чтобы использовать затем конфиденциальные объяснения, мотивированные этой близостью, для компрометации нас перед Англией и Турцией» [642] Там же. Л. 496. .

Со своей стороны, император Александр после австро-прусской войны склонен был поддержать старания Будберга по налаживанию взаимодействия с Францией. Царя привлекала возможность опереться на Францию в интересах своей восточной политики. «Что касается меня, – заявил он в конце ноября 1866 г. французскому послу барону Талейрану, – я хочу сохранять с вами хорошие отношения. Они нам взаимно необходимы, в особенности сейчас, когда восточный вопрос, кажется, должен прийти в движение с момента на момент» [643] Цит. по: Шнеерсон Л.М. Франко-прусская война и Россия. Из истории русско-прусских и русско-французских отношений в 1867–1871 гг. Минск, 1976. С. 26. . Император имел в виду вспыхнувшее в августе 1866 г. антитурецкое восстание на Крите, христианское население которого желало присоединения острова к Греции.

В этом вопросе в Петербурге не было единодушия. Одни (Азиатский департамент МИД и посол в Константинополе граф Н.П. Игнатьев) настаивали на активных действиях в поддержку критских греков и балканских славян. Другие, и прежде всего князь Горчаков, выступали с более осторожных позиций, считая нецелесообразным подогревать воинственные настроения в европейских провинциях Оттоманской империи.

В конечном счете выбор был сделан в пользу согласованных с великими державами, и в первую очередь с Францией, действий по защите интересов христиан, находившихся под властью Турции. Барон Будберг воспринял это как прямое руководство к действию. При этом он не только вышел за пределы своих посольских полномочий, но и разошелся с официальной линией, проводимой Горчаковым и одобренной Александром II. Позиция России предполагала защиту интересов христианского населения турецких провинций, содействие автономизации (а в отдельных случаях – даже независимости) последних и учреждению в них местного самоуправления.

Будберг же не сумел разглядеть того, что цели Франции на Востоке, помимо удержания там своего влияния, заключались в другом – в уравнивании в правах мусульманского и христианского населения Оттоманской империи при сохранении жесткой централизации управления, способной обеспечить целостность этой империи. Глава французского дипломатического ведомства Мустье в письме барону Талейрану откровенно высказывал свои опасения относительно распространения «панславистских идей, имеющих целью разрушение Турции и Австрии», что, как отметил министр, «представляет самую серьезную угрозу для наших интересов». «Мы должны, – подчеркивал он, – бороться с этой угрозой, как через прессу, так и дипломатическими средствами… Это не тот вопрос, где русские могли бы найти согласие с Францией» [644] Archives des Affaires Etrangeres (далее – AAE). Correspondance politique. Russie. 1868. Vol. 240. Fol. 71 verso. Мустье – Талейрану, 15 февраля 1868 г. .

Не менее четко Мустье высказался и по вопросу Крита, где не только Будберг, но даже и Горчаков надеялись на взаимодействие с кабинетом Наполеона III. В письме к Талейрану Мустье называет этот вопрос «одной из самых опасных ловушек» для Франции. «Критский вопрос закрыт…, и мы не желаем вновь его открывать. Прикидывайтесь глухим, – напутствовал посла министр иностранных дел, – когда вас будут пытаться вовлечь в разговоры на эту тему» [645] Ibid. Fol. 71. Франция, как и Англия, в конечном счете, отказались поддержать население Крита в его стремлении войти в состав Греции. Лишенное внешней поддержки, восстание критян в 1869 г. было жестоко подавлено турецкими войсками. – П.Ч. .

Совершенно очевидно, что такой подход в корне противоречил концепции национальных суверенитетов, составлявшей одну из основ внешней политики Второй империи. Удивительным образом “principe des nationalites”, которым французская дипломатия руководствовалась в Италии, Германии и даже в отношении зависимой от России Польши, не распространялся ею на европейские провинции Турции.

Получив указание изыскивать возможности для согласования с тюильрийским кабинетом действий на Востоке, барон Будберг в начале 1867 г., не имея на то полномочий из Петербурга, начал зондировать в Париже почву относительно перспективы заключения союза с Францией на базе общей восточной политики. Как только об этом узнал Горчаков, он поспешил одернуть посла, отношения с которым у него последнее время разладились. Возможно, помимо политических соображений, здесь сыграли свою роль появившиеся в окружении императора слухи

0 предстоящей отставке главы дипломатического ведомства и его замене более молодым дипломатом. Чаще всего называлась фамилия 50-летнего барона Будберга, к которому благоволил император Александр. В январе 1864 г. он пожаловал послу орден св. Александра Невского, а в июне 1867 г. произвел Будберга в действительные тайные советники, что выдвинуло барона в первый ряд сановников империи [646] О своем производстве Будберг был извещен телеграммой Горчакова от 10 июня 1867 г. // АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. Д. 134. Л. 285. . Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая его карьера, если бы не нелепая случайность.

В начале 1868 г. Будберг был вызван в Петербург для участия в совещании у императора по вопросам восточной политики России. Туда же прибыл из Константинополя и граф Игнатьев, продолжавший настаивать на более энергичной поддержке национально-освободительного движения греков и балканских христиан. На совещании возобладала точка зрения Горчакова, выступавшего за умеренность и осторожность в восточных делах. К тому времени канцлер убедился и в том, что расчеты на французское содействие на Востоке, обещанное Будбергом, оказались несостоятельными. «Франция, – писал он императору в феврале 1867 г., – до сих пор не предложила России никаких специальных выгод, а требует очень многого» [647] Там же. С. 32. . Более того, у Горчакова имелась достоверная информация об антироссийских интригах Франции в Вене. В августе 1867 г., на встрече с Францем-Иосифом в Зальцбурге, Наполеон III договорился о необходимости защиты целостности Османской империи. Переговоры на эту тему между Парижем и Веной продолжались.