А Артёмов - Освободительное движение времён войны

Журнал "ПОСЕВ" № 11/2004, рубрика "МОСТЫ В ПРОШЛОЕ"

От редакции. В ознаменование 60-летия Манифеста Комитета Освобождения Народов России мы публикуем избранные фрагменты доклада, сделанного на собрании Франкфуртской группы НТС в 1985 г. (полный текст был опубликован в "Посеве" №№ 4,5 за 1985 г.). Автор — выпускник биологического факультета МГУ, аспирант АН СССР. В августе 1941 г., будучи старшим лейтенантом Красной армии, попал в немецкий плен. Член НТС с 1942 г., председатель Союза в 1972–1984 гг. Один из основных авторов "Пражского Манифеста", подписавший его псевдонимом "А. Зайцев".

По двум поводам следует сегодня обратиться к теме антикоммунистического Освободительного движения нашего народа в годы минувшей войны и об участия членов НТС в нём: во-первых, исторически немаловажна годовщина со дня опубликования в ноябре 1944 г. "Пражского манифеста" Комитетом Освобождения Народов России (КОНР), возглавлявшимся генералом А.А.Власовым. Это был кульминационный пункт в развитии российского антикоммунистического Освободительного движения и ходе II мировой войны, к которому мы, НТС, имели отношение; во-вторых, для нового поколения людей, за редкими исключениями, характерны не только ограниченные знания подлинных исторических фактов (результат советского метода подачи информации), но и утрата исторического мышления — способности уяснять события в свете тогдашних условий, а не только анахронически, с позиций последующего опыта. В психологии, как и в физике, природа не терпит пустоты, и изъяны в умах и душах заполняются казённой пропагандой. Отсюда исторические смещения и смешения. Говорят: "Как можно было взаимодействовать с. противником, когда народ грудью стал на защиту Родины?"… Тут смешиваются две фазы, а, но существу, две разных войны: первая — идеологическая, политическая, вторая — патриотическая, отечественная; причём в сознании конечная начисто вытесняет начальную.

Другой пример: советская пропаганда твердит о том, что СССР вынес на себе всю тяжесть войны, а западные союзники тянули со "вторым фронтом". Но ведь II мировая война началась в 1939 г., когда Гитлер, поделив Польшу со Сталиным, кинулся громить Норвегию, Голландию, Бельгию, Францию, готовя высадку в Англии, — при моральной, политической и экономической поддержке СССР, Почти два года был лишь один фронт — западный, а на востоке царила "дружба, спаянная кровью". Молотов обвинял по всём "буржуазные" государства; западные коммунисты вели подрывную работу против правительств своих стран. И ныне забивают, что первыми коллаборантами гитлеризма были советское, правительство и зарубежные коммунисты. Советская пропаганда издаёт многотомные сочинения о германо-советской войне. Но там скрыто главное: подлинная причина крушения советской обороны в первой стадии войны та, что парод не хотел защищать коммунистический режим.

ТОТАЛЬНЫЙ ТЕРРОР

Тридцатые годы и, особенно, предвоенные 1936–1938, - это фаза завершения строительства террористической диктатуры коммунистической власти. Теперь об этом много написано и немало рассказывают, но с течением времени всё воспринимается либо как личное, семейное, либо и массовом обобщении, постепенно становясь абстрактной статистикой. Террор был массовым и тотальным, охватывал всё население снизу доверху, включая аппарат режима, и для нас это было повседневной реальностью.

Миллионы крестьян были ограблены, увезены в Сибирь — либо на каторгу, либо на гибель в дебрях тайги. Социализм о деревне строили путём коллективизации, которая установила государственное крепостничество с умопомрачительной нормой эксплуатации: Хрущёв вспомнил, как при Сталине "покупали" картофель у колхозников но копейке за 1 килограмм, получая прибыль в тысячах процентов.

Основным "культурно-историческим памятником" был "чёрный "ворон", в котором но ночам возили арестованных. Люди исчезали бесследно. О них нельзя было спрашивать, вспоминать, их надо было забыть навсегда. Такова была тогда наша ежедневная и еженощная реальность. В застенках коммунистической охранки практиковались самые жестокие пытки, и люди мечтали о смерти как о конце страданий, Ни о какой казни "на миру" и думать было нечего, недаром Дзержинский говорил: "мы не допустим героев-мучеников"…

И при всём при этом нельзя было не только протестовать, но даже молчать, в этом поголовном рабстве каждый обязан был демонстрировать раболепие — аплодировать и визжать ура "великому вождю и учителю", который "вывел пас на верный путь"; когда "жить стала лучше, жить стало веселей", "расцветала страна, и вокруг весна"…

ЗАРЯД НЕНАВИСТИ

Огромный заряд ненависти и гнева наполнял души двухсотмиллионного народа, по это были миллионы индивидов, в лучшем случае мелких групп, которые не находили путей к разрушению отработанной адской машины всеобщего угнетения и истребления. Выступления одиночек ни к чему не вели. Заговоры раскрывались — не то действительные, не то самой властью сфабрикованные.

Но люди не могли не думать, что же делать, как избавиться от цепей укоренившегося режима? Как-то в беседе трёх друзей-студентов перебрали всё и пришли к двум выводам: в личном плане надо стремиться к достижениям в науке, искусстве, спорте, чтобы попасть за границу и там остаться, а в общем — надо ждать войны, которую сама власть считает неизбежной.

Наиболее вероятным противником, вслед за официальной пропагандой, до 1939 г. считали Гитлера. Интеллигенцию это смущало. Народ — нет: пропаганде не верили, а, узнав, что Гитлер австрийским крестьянам разрешил держать не больше пяти коров, ухмылялись: нам бы по пять коров!

ДВЕ СТАДИИ

Итак, в отношении Германии у интеллигенции (будущие командиры) существовали сомнения, а больше неприятие; в народной массе (будущие красноармейцы) этого не наблюдалось.

В первой стадии войны (1939–1941) победы тоталитарного блока интеллигенцию сильно расстроили, но политико-психологическая ориентировка стала яснее: блок противостоит демократиям, и в случае нашего участия в боях надо переходить на их сторону. Во второй стадии возникало трагическое раздвоение: быть оборонцем значило не только защищать режим, но и содействовать его укреплению, распространению на другие страны и на весь мир, как учила коммунистическая политграмота; быть пораженцем претило душе как нечто позорное, к тому же это значило рисковать судьбами страны и народа перед чужеземной силой. Коллаборация демократий со Сталиным ещё больше осложнила положение. У народной массы дело обстояло просто: "против кого?" — "против своих угнетателей!", а с кем — это было второстепенным, да и не верилось казённой пропаганде. Защищать колхозы, лагеря? Сталина, Берию, местное "начальство"? Со злорадством наблюдали бегство "своры псов и палачей", вчера ещё всесильных и безжалостных.