Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 3

Всех приходивших в этот вечер к нему больной принимал и в последний раз прощался со всеми. Достольные слова его к окружавшим духовным детям были сказаны им со слезами: «Братие мои! Мир и любовь имейте между собою и ко всем. И тогда познают вси, яко мои ученицы есте. По слову нашего Спасителя, аще любовь и́мате между собою(Ин. 13, 35).

Следующую ночь, на 18 сентября, больной Старец провел без сна; выслушавши всё правило ко Причащению, одну молитву читал по книжке даже сам, в половине первого часа по полуночи сообщился он Святых Христовых Таин и скушал третью часть просфоры.

С этого времени все болезни его как бы утихли, успокоились, вернее сказать, совсем оставили его и он более их не чувствовал, был покоен и благодушен, сидел покойно, тихо перебирая в руках четки. Вокруг него тоже было тихо, безмолвно. Одним словом, царствовала всеобщая глубокая тишина, как бывает затишье перед грозой. Приближалась страшная и роковая минута, великое и сокровенное таинство смерти, когда душа от тела отходит, рушится их сочетание и естественный союз Божиим хотением отсекается — ужасное таинство и страшное всем.

«Безмолвствуйте убо, безмолвствуйте и не тревожьте больше ничем лежащаго!... прочее умолчите и великое таинство узрите: страшный бо час, умолчите! да с миром душа от идет: в подвизе бо велицем содержится, и во страсе мнозе молит Бога», — обращает к нам, окружающим отходящего, глас свой Святая наша Церковь.

«Страшно и ужасно, — по словам святого Ефрема Сирина, — что тогда испытывает на себе душа, но никто из нас не знает сего, кроме тех одних, которые предварили нас там, кроме тех одних, которые изведали сие на опыте. Они видят, чего никогда не видали; слышали от Властей, чего никогда не слыхали; терпят, чего никогда не терпели... Отходящий, прощаясь со всеми нами и всех приветствуя, говорит: «Прощайте, братия; прощайте, добрые люди, встаньте и прилежно помолитесь о мне в час сей. В далекий путь иду я теперь, в путь, которым еще не ходил, в новую для меня страну, из которой никто не возвращался, в землю темную, где не знаю, что встретит меня... Простите, ближние мои, простите. Еще недолго, и вы наконец придете туда же. Приходите скорей, настигайте нас; ожидаем вас там, ожидаем, что и вы придете к нам». Так кончающийся беседует с нами, предстоящими, и внезапно язык связывается, глаза изменяются, ум покидает, уста умолкают, голос прерывается. «Молитесь, чтобы с миром отошла душа его; просите, чтобы дано ему было место упокоения; припадите с молением, чтобы иметь ему человеколюбивых Ангелов; припадите с молением, чтобы обрести ему Судию снисходительным... Молитесь, потому что он теперь в великом борении» 149.

В четверть шестого часа утра умирающий Старец сказал предстоявшим келейным: «Что-то мне неловко сидеть; экая это комиссия!» И просил, его поправить; когда же поправили ему подушки, он спросил: «Что теперь, хорошо ли?» Ему сказали, что хорошо, и просили его уснуть, говоря так: «Батюшка родимый, усните, вы всю ночь провели без сна». Это было около половины шестого утра; роковая минута приблизилась, время подвига кончилось...

Истомившийся многострадалец, как всегдашний истинный послушник, за послушание сложил опухшие руки свои на грудь и глаза закрыл; перебирая чётки, стал тихо засыпать. И, немного склонивши голову направо, редко стал дышать. С минуту было редкое и тихое его дыхание, потом оно приостановилось, чрез полминуты, еще раз дохнул тихо — и едва заметно было это его дыхание. Оно — последнее!... Он испустил дух, предавши его в руце Господу. Безсмертная душа его оставила болезненную, телесную свою храмину. Кончились бесчисленные его страдания. Он уснул, почивши после бессонных ночей безмятежным, непробудным сном — до общего Воскресения: Вѣ́рую ви́дѣти благая Господня на земли́ живы́хъ.(Пс. 26, 13).

«Ангел смерти... великий страх поселил во мне, — говорит от лица умирающего святой Ефрем Сирин, — в содрогание привел душу и тело, потому что начал отделять во мне кость от кости. Отделил член от члена и душу от спутника ее — тела; совлек с нее плотяную ткань, свил ее и унес. Порвал струны на цевнице, и умолк звук ее; с корнем вырвал древо жизни... Замкнул уста для слова, изъял свет из очей; мгновенно угас светильник» 150. И ещё из святого Ефрема Сирина: «Великое дело видеть, как душа разлучается с телом. Велик час этой необходимой для всех минуты, когда голос изнемогает, когда язык не в состоянии чисто выговорить слово. Туда и сюда непрестанно обращаем мы взоры и не узнаем стоящих пред нами... А если и узнаем, то не можем побеседовать с ними... В этот час... ничто не занимает нас, кроме заботы о наших грехах и о том, как предстанем пред Судией; что скажем в свое оправдание...» 151

«Во время смерти предстоит великий страх всем грешникам. Напротив того, час разлучения доставляет радость всем святым, всем праведным, всем подвижникам... Праведные, святые и подвижники веселятся в час смерти и разлучения, имея пред очами своими великий труд своего подвижничества, бдения, молитвы, поста, слезы, болезни. Душа их ликовствует, потому что по разлучении с телом своим желает войти в покой» 152.

Той умретъ въ си́лѣ простоты́ своея́, всецѣ́лъ же благодушествуяй и благоуспѣваяй, утроба же его исполнена тука, мозгъ же его разливается.(Иов. 21, 23-24). «Неизъяснимо удовольствие той души, которая с уверенностию разлучается с телом и скидает оное, как одежду. Ибо так как она достигла уже уповаемых благ, то оставляет его без горести; спокойно вручает себя свыше пришедшему светлому и кроткому Ангелу» 153.

«Желая скончатися, блаженный Иларион Великий чистым умом глагола: изыди, душе моя, что боишися? изыди, что смущаешися? Осьмьдесят лет служила еси Христу, и смерти боишися! В тех словесех предаде дух свой Богу» 154.

Многоболезненный страдалец, прострадавши год восемь месяцев, окончил трудный подвиг тяжких болезней своих, сидя в креслах, на которых безсменно просидел 29 суток. Скончался он в белом балахоне, прикрытый белым покрывалом по пояс. И в этом сидящем положении своем походил более на уснувшего, чем на бездыханного человека. Голова его несколько склонилась вниз, на правую сторону, лицо его светло и покойно, с улыбкой на устах, глаза еще им самим были закрыты, также и руки им самим сложены на груди и держали чётки. Тотчас по кончине отпели по нем литию и канон по исходе души от тела, с припевами: «Покой, Господи, душу усопшаго раба Твоего», и прочие заупокойные стихи с «надгробным рыданием, творяще песнь: аллилуиа». Отслужив канон, подходили к нему, сидящему, испрашивали у него благословение, как у живого, и целовали его теплую руку и голову.

Многотрудное и изболевшееся страдальческое тело сняли с кресла и, опрятавши по обычаю монашескому, облекли во святую схиму и во всё одеяние, заранее им самим назначенное; с болью сердца положили покойного на стол в той же келлии, в которой страдал он и доблестно окончил страдальческий свой подвиг. Начались по нем непрерывные панихиды сменявшимися иеромонахами. Проведав о скончании Старца, вскоре пришли отец Игумен с отцом архимандритом Ювеналием отслужить панихиду. Отец Игумен соборне с скитскими и монастырскими четырьмя иеромонахами отслужил панихиду, а отец архимандрит Ювеналий, соразделяя общую скорбь, молча присутствовал при неостывшем еще теле новопреставленного, которое окружали собравшиеся скитяне и многие из монастырских братий.