Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 3

Так он говорил мне в присутствии разных лиц: священников, купцов и другого звания людей, которые с должным благоговением внимали ему. Потом святитель обратился к иконе Пресвятыя Богородицы, стоявшей на стене и, воздев свои руки, начал молиться:

— О Всемилостивая Госпоже, Дево Владычице, Богородице, Царице Небесная! Ты рождеством Своим спасла род человеческий от вечнаго мучительства диавола, ибо от Тебя родился Христос, Спаситель наш. Призри Своим милосердием и на сего, лишенного милости Божией и благодати; исходатайствуй матерним Своим дерзновением и Твоими молитвами у Сына Своего, Христа Бога нашего, дабы ниспослал благодать Свою свыше на сего погибающего. О Преблагословенная! Ты — надежда ненадежных, ты — отчаянных спасение, Ты — на помощь скорое и готовое заступление! Никто, Заступнице христианская, под Твой покров прибегая, посрамлен не исходит: да не явимся и мы посрамленными пред Сыном Твоим на Суде Его Страшном и да не порадуется враг о душе его!

Затем святитель Божий обратился ко Господу с молитвою:

— Господи Боже мой! Ниспошли благодать Твою свыше и ходатайством Матери Твоея, Пресвятыя Богородицы, отжени гордого и нечистого беса от души его и согрей теплотою Святаго Духа охладевшее сердце его, дабы он мог слышать вопиющий глас от Святыя Матере, Соборныя и Апостольския Церкве, глаголющий: повинуйтеся наставником вашим и покоряйтеся, тии бо бдят о душах ваших (Евр. 13, 17), кои хотят слово и ответ дать пред Тобою, Страшным Судиею. О Господи, помилуй немощь нашу!

Оканчивая молитву эту, высокопреосвященный проливал слезы. Ей! не лгу, любимцы мои: гордый бес не выдержал пламенной молитвы достойного пастыря и оставил меня. Когда Владыка снова увещевал меня, а потом обратился с молитвою обо мне к иконе Пресвятыя Богородицы, в то время преобладала мною гордость бесовская; но когда он проливал слезы, молясь обо мне, тогда как будто кто молотом ударил меня по шее и ударом этим мысли мои вывел из оцепенения: проснувшаяся совесть, этот неподкупный судия, сильно обличала неправоту мою; от стыда горел я, как от огня. «Глупец бессовестный! — говорила мне совесть, — смотри, святитель Божий молится о тебе с воздетыми руками; смотри, он плачет о тебе пред Богом, а ты? ты не устыдился сидеть пред ним в то время, когда подобало бы тебе стоять и плакать о своем заблуждении!»

После этого стало уже ясным для меня то, что прежде казалось темным от помрачения бесовского. Я уже не отвергал более того, что заблуждался доселе; сердце мое умягчилось настолько, что я начинал питать истинную любовь к этому пастырю — словом, я весь переменился и был безгласен пред Владыкою, пред которым встал теперь с благоговением. Заметив во мне такую перемену, святитель продолжал мне делать увещания и делал их целое утро, до обеда стоя на ногах. Наконец он сказал мне:

— Ксенофонт! Если соизволишь с нами пообедать — пойдем: уже пришло время обедать.

Такая ласковость и доброта оскорбленного мною архипастыря изумили меня. Я весь растерялся и молчал. Вспоминая невежество, какое я оказал пред лицем святителя, я горел от стыда и наконец пал ему в ноги, прося прощения.

Это было, помнится мне, в субботу.

Простившись со мною, добрый пастырь поручил людям знающим и обращенным из раскола побеседовать со мною, — и они беседовали. Особенно много говорил со мною Алексей Степанович Сыромятников.

Но все эти беседы не имели на меня благотворного действия: я все еще колебался и ко всему, что говорено было мне, показывал заметное невнимание, и потому многие из моих собеседников стали расходиться по своим местам.

В это самое время Господь послал мне помощь Свою: ко мне пришли двое — обращенный из раскола, по имени Авраамий, живший прежде долгое время в стародубских слободах, и послушник Валаамского монастыря, Алексей Николаевич. Этот Авраамий (отчества и прозвания его не знаю) сначала сообщил мне ласково и кротко о том, как и он находился в заблуждении раскольническом; потом говорил, как он был на Святой горе Афонской, — сколько там мощей и каких именно угодников Божиих, и какие истекают чудотворения от этой святыни, каких подвижников видел там и что слышал от них; а когда заговорил он о Киеве, тогда я спросил его:

— Скажи, любезный приятель, как выгорецкие ответы ссылаются на мощи Киевских угодников Божиих, почивающих в пещерах, якобы они имеют сложение двуперстное?

Он мне отвечал:

— Не верь их ложному свидетельству, а поверь тому, что скажу тебе неложно: заклинаю себя Богом Живым, что они имеют сложение троеперстное, а не двоеперстное.

Я поверил ему и предложил другие сомнения. Когда он разрешил все мои недоумения, мне стало весело и легко, так что никогда не чувствовал я такой радости.

Тогда-то стал для меня понятным настоящий смысл слов — «неисчетным богатством обогатишься», которые голос Божий не раз уже повторял мне, когда покушался я уйти из-под стражи, чтобы укрыться у раскольников, или готов был прекратить жизнь свою самоубийством. Поистине, я вдруг приобрел неисчетное, неописанное и несравненное богатство, посланное мне от Владыки моего и Господа — в познании Святой Соборной и Апостольской Церкви, в которой несомненно пребывает благодать Божия и совершается превеличайшее Таинство

Пречистаго Тела и Крови Иисуса Христа для теснейшего соединения с Ним на веки вечные. Со слезами благодарил я Господа Бога и Пречистую Божию Матерь, что для просвещения сердца моего и разрешения сомнений послан мне был такой человек, с которым беседовал я не как с человеком мне подобным, а как с Ангелом Божиим.

— Поистине, дорогой приятель мой, — сказал я Авраамию, — Бог твоими устами беседует со мною.

Это было в воскресный день и именно в те самые часы, когда совершалась Божественная литургия.

После обедни я с радостию отправился к высокопреосвященному Гавриилу, припал к его стопам и просил у него прощения в моем заблуждении и в том бесчинии, какое оказал ему в субботу, а с тем вместе просил его присоединить меня к Святой Церкви. Выслушав просьбу мою, святитель Божий порадовался обращению моему и возблагодарил Господа и Пресвятую Матерь его. В это же время у него был и генерал Степан Иванович Шешковский. Владыка просил его приказать, чтобы сняли с меня железные оковы, что и было тогда же исполнено.

Получив свободу, я с усердием стал посещать храмы Божии. В один из дней праздничных бывший в то время эконом, а потом наместник здешней Лавры, отец Иоасаф, привел меня к себе в келью и предложил мне разделить с ним трапезу. Напитав меня пищей вещественной, не лишил он и духовной. После обеда пошли мы с ним гулять в сад, продолжая рассуждать о духовных предметах. Простившись же с ним, я дорогою размышлял о том, как совершается святая и Божественная литургия, какое заключается в ней таинство, как над святыми просфорами происходит тайнодействие? И вот мне пришло на мысль постоять в алтаре во время ранней обедни.