Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 3

Вчера превозносил он преимущества римского исповедания, а сегодня, пораженный явлениями небесной благодати, даруемой только православию, льет слезы. Не есть ли это порыв преданной им веры, возбужденной общим восторгом? Не есть ли это поздний плод тайного раскаяния и отклик души, некогда православной, но легкомысленно отпавшей от единой истинной и спасительной Церкви Христовой? Где же он представитель искреннего своего убеждения? — там ли, на возвышении кафедры со словом поборничества за права папы или здесь — в толпе народа, со слезами на глазах, как с невольною данью родному чувству, призывающему его воздать Божие Богови? 17

Но возвратимся опять к избранному Богом стражу Гроба Господня. Надо было видеть, с каким торжеством этого вестника благодати Божией принял в свои объятия патриарх; да и все духовные наши наперерыв обнимали его и принимали из его святых рук зажженные свечи. За этим последовала обедня, которую служил сам патриарх со всем духовенством, облаченным в блестящие золотые ризы. Между тем бедуины в диком восторге собираются в кружок и пляшут посередине церкви как бы вне себя от радости; становятся друг другу на плечи, поют и молятся по-своему, пока не падают обессиленные. Никто не останавливает их, как детей, выражающих восторженное состояние своей души по-своему. После обедни все бегут домой с огнем зажигать лампады: кто — к Илии Пророку, в Крестный монастырь, кто — в Вифлеем, кто — в Гефсиманию. Огни по улицам в продолжение дня, при солнечном свете — картина необыкновенная, оригинальная! Это осязательное, так сказать, присутствие Самого Бога на Гробе Божественного Его Единородного Сына, в земле чудес, сильно развивает любовь к Православной Церкви и остается в памяти сердца неизгладимо.

Вечером патриарх прислал к нам своего секретаря, а наместник — своего племянника, чтобы дать нам удобные места в храме. Так как наша Пасха в этот год пришлась вместе с латинскою, то великолепно были освещены все части храма. У нас служба в Воскресенском соборе началась в 11 часов. Служил сам патриарх. У иноверцев в то же время начались крестные ходы с хоругвями. Сперва двинулись копты, которые имеют свой алтарь за Гробом Господним; потом — абиссинцы, которых церковь против коптской; затем — армяне, в предшествии своего великолепно одетого патриарха и, наконец, латиняне — с музыкой и органом. Ровно в 12 часов наши православные, остановившись с крестным ходом у самого Гроба Христа Спасителя, запели: «Христос анесте!» (Христос воскресе!) Великолепие крестного хода описать невозможно. На патриархе блестящие золотые ризы с изображением Воскресения Христова, изящно вышитые и унизанные драгоценными каменьями; в руках его — новый крест с частицею животворящего Древа, отделанный в Константинополе; в таком же облачении наместник с драгоценным крестом в руках; потом следует русский архиерей в новой золотой ризе. Все эти облачения и кресты — приношение константинопольских греков. Процессия вступила в собор, — и началась греческая служба. Евангелие читалось на девяти языках.

Патриарх благословил русских служить в Кувуклии на Гробе Спасителя. Греческий архимандрит, отец Виссарион, который хорошо говорит по-русски, и миссионер отец Леонид 18, с архиерейскими певчими, пели обедню, в пении которой участвовали также многие поклонники и поклонницы, именно: Л. И. Казнакова, княжна Шаховская, О. Н. Брянчанинова, И. А. Смирнова и я; князь Волконский, И. И. Карцев, Н. И. Брянчанинов, г. Обресков, г. Дурново, А. И. Макшеев. Дам поставили на возвышение, на мраморные скамьи, подле Кувуклии. С каким радостным чувством пели мы «Христос воскресе» на том самом месте и в тот самый час, когда совершилось многовековое предсказание о пришествии Искупителя рода человеческого! Куда делась наша усталость! Мы пели вполголоса, но вокруг нас царствовала тишина. Иноверческие службы кончились, и тогда все, не оставляя храма, подошли к нам. Латинские духовные стояли ближе всех; и с ними опять стоял князь Гагарин. Стоя в толпе, он и не думал, что мы сверху можем видеть его: он, заплаканный, молился с чувством и, как видно было, слушал наше пение с удовольствием.

В два часа ночи все кончилось. Мы по-русски похристосовались между собою. На лестнице монахи из патриархии раздавали приходящим красные яйца и вино. Находясь здесь, невольно переносишься мыслью в то блаженное время, когда эта и вся земля освящалась присутствием Христа Спасителя. Все события Его жизни представляются так живо, что сердце трепещет от радости. Многие из русских причащались на Гробе Господнем, а я причастилась еще накануне, в Архангельской церкви Русской миссии.

После нескольких часов отдыха мне нужно было поздравить его высокопреосвященство, наместника Петра Мелетия. Хотя во время десятимесячного моего пребывания в Иерусалиме я привыкла с ним обращаться, как с добрым отцом, но тут, видев в нем орудие небесной благодати, преподанной нам свыше чрез его святые руки, не смела приблизиться к нему и со страхом стояла у порога скромной его кельи. Владыка сидел на барсовой коже на полу, где обыкновенно сиживал. Заметив мою робость, он улыбнулся и сказал:

— Чего ты боишься? Вот уже тридцать лет, как Бог сподобляет меня принимать небесный огонь. Прежде ты не боялась меня, не бойся и теперь — подойди: я тот же грешник. Христос воскресе!

Я ободрилась и подошла, стала на колени и приняла его благословение. Он очень похудел и побледнел, но выражение его лица было тем приятнее и характеризовалось необыкновенным спокойствием. Он смотрел на меня внимательно и, прозорливо угадывая совершенное мое убеждение в знамении Божией благодати, сказал:

— Ныне благодать уже сошла на Гроб Спасителя, когда я взошел в Кувуклию: видно, вы все усердно молились, и Бог услышал ваши молитвы. Бывало, долго молюсь со слезами, и огонь Божий не сходил с небес до двух часов; а на этот раз я уже увидел его, лишь только заперли за мною дверь!

Я откровенно призналась ему в колебавшем меня сомнении и в испуге от набежавшего облака. Потом он спросил:

— Не правда ли, что половина церкви была в тени?

Я ответила: помню, что, не принимая еще благодати, я заметила это.

— А на тебя пала ли роса благодатная?

Я отвечала, что и теперь еще видны следы на моем платье, будто восковые пятна.

— Они навсегда останутся, — сказал Владыка.

Это так и вышло: 12 раз отдавала я мыть платье, но пятна все те же. После того я спросила, что преосвященнейший чувствовал, когда выходил из Кувуклии и отчего так скоро шел?

— Я был как слепой, ничего не видел, — отвечал он, — и если бы не поддерживали меня, упал бы!

Это и приметно было: глаза у него будто не глядели, хотя и открыты были.