Юрий Мухин - Война и мы

Русский офицер, отбывающий службу, мог спрятаться в толпу других офицеров — авось они в бой пойдут, а потом будем вместе кричать: «Мы победили!» Это, к сожалению так, и не буду тыкать пальцем только в Красную, Советскую или нынешнюю Российскую армии. Вот строки из работы «О скудости и богатстве», написанной видным российским экономистом петровских времен Иваном Посошковым более 300 лет назад — в 1701 году.

«Истинно, государь, я видал, что иной дворянин и зарядить пищали не умеет, а не то что ему стрелить по цели хорошенько. И такие, государь, многочисленные полки к чему применить? Истинно, государь, еще и страшно мне рещи, а инако нельзя применить, что не к скоту; и егда, бывало, убьют татаринов дву или трех, то все смотрят на них, дивуютца и ставят себе то в удачу; а своих хотя человек сотню положили, то ни во что не вменяют.

Истинно, государь, слыхал я от достоверных и не от голых дворян, что попечения о том не имеют, чтоб неприятеля убить; о том лишь печется, как бы домой быть; а о том еще молятся и богу, чтоб и рану нажить легкую, чтоб не гораздо от нее поболеть, а от великого государя пожаловану б за нее быть; и на службе того и смотрят, чтоб где во время бою за кустом притулиться; а иные такие прокураты живут, что и целыми ротами притулятся в лес или в долу, да того и смотрят, как пойдут ратные люди с бою, и они такожде будто с бою в табор приедут.

А то я у многих дворян слыхал: «Дай де бог великому государю служить и сабли из ножен не вынимать». И по таким же словам и по всем их поступкам не воины они! Лучши им дома сидеть, а то нечего и славы чинить, что на службу ходить».

Для немецких офицеров такое поведение исключалось — их рассматривали не в толпе, а индивидуально, и каждый из них обязан был стать храбрым и честным военным специалистом.

Но и это не все. Повторю, немецкие монархи солдат на службу не призывали — они их покупали — нанимали. Прусский король Фридрих II был, пожалуй, наиболее могущественным из германских монархов, но и он старался нанять солдат не из своих подданных, а в других государствах. В Европе считалось, что нанять солдат выгоднее, чем использовать своих налогоплательщиков. У немцев солдат стоил денег.

А в России даже у царей отношение к солдату было как к чему-то не имеющему особой ценности — ну погибнет лишняя тысяча, ну и что? Дополнительный набор объявят, и потеря собственно человеческого материала компенсируется. Конечно, будучи христианами, цари никаких потерь не желали, но как за ними уследить?

Скажем, где-то в Оренбурге случились от болезней большие потери солдат, но кто виноват — офицеры или это объективное несчастье? Ведь даже до не очень далекого Оренбурга полгода добираться. А немецкие монархи из окна спальни все свое войско могли осматривать каждый день, и у них в армии нерадивым офицерам делать было нечего.

Соответственно, века выработали у немецких офицеров мировоззрение бережно относиться к солдату (умрет, где денег возьмешь нового купить?)и одновременно старательно обучать его бою. Ограниченный ресурс солдат требовал от немцев непрерывно думать, как солдата подготовить и какую тактику боя использовать, чтобы добиться победы с небольшими силами. В результате с чисто индивидуальной точки зрения немцы много веков были лучшими офицерами Европы и очень ценились во всех странах.

Выше я приводил воспоминания А.В. Невского, присутствовавшего при сдаче гарнизона Кенигсберга в 1945 году и удивившегося, что при разделении пленных немецких солдат и офицеров и те, и другие целовались и плакали. Просто бережным отношением офицеров к солдатам такие чувства объяснить трудно, тут нечто большее — это дух банды, это следствие того, что офицеры чувствовали себя атаманами, а солдаты видели в них атаманов. Этот дух создавал единение в немецких подразделениях и частях, создавал чувство единой семьи, чувство, что твои сослуживцы — это «комарады», посему, думаю, что переводить это слово на русский язык словом «товарищ» будет не точно — слишком слабо. Судя по воспоминаниям, немецкие офицеры никогда не сюсюкали с солдатами, а были жесткими и требовательными, но их требовательность не превосходила требовательности отца, любовь которого к детям определяется заботой об их будущем и о будущем всей семьи — всей банды.

Чтобы предметно понять, о чем речь, приведу пример из неожиданного источника — из книги Я. Гашека «Похождение бравого солдата Швейка». Гашек описывает австрийскую армию Первой мировой войны, в которой тон задавали немецкоязычные офицеры, Гашек описывает ее пародийно и гротескно, но поскольку он в этой армии сам служил и знал ее не понаслышке, то даже сатирические моменты в этой книге либо правдивы, либо являются весьма правдоподобным вымыслом — тем, что действительно могло быть на самом деле. В данном эпизоде батальон, в котором над солдатами издевались молодые придурковатые кадеты и прапорщики, принимает немец — майор Венцель. Вскоре выясняется, что майор хотя и требователен к солдатам, но в то же время никому не дает их обижать и наказывать по пустякам (наказание накладывалось по утрам на батальонном рапорте). И при Венцеле ситуация мигом изменилась, теперь была «…беда тому прапорщику, который из-за какого-нибудь пустяка посылает солдата на батальонный рапорт. Только крупные и тяжелые проступки подлежат его рассмотрению, например, если часовой уснет на посту у порохового склада или совершит еще более страшное преступление — скажем, попробует ночью перелезть через стену Мариинских казарм и уснет наверху на стене или попадет в лапы артиллеристов патруля ополченцев — словом, осрамит честь полка. Я слышал однажды, как он орал в коридоре: «О Господи! В третий раз его ловит патруль ополченцев. Посадить сукина сына в карцер немедленно; таких нужно выкидывать из полка, пусть идет в обоз навоз возить. Даже не подрался с ними! Разве это солдат? Улицы ему подметать, а не в солдатах служить. Два дня не давайте ему жрать. Тюфяка не давать. Да суньте его в одиночку и не давать одеяла растяпе этому».

Теперь представьте себе, товарищ, что сразу после перевода к нам майора Венцеля этот болван прапорщик Дауэрлинг погнал к нему на батальонный рапорт одного солдата за то, что тот якобы умышленно не отдал ему, прапорщику Дауэрлингу, честь, когда он в воскресенье после обеда ехал в пролетке с какой-то барышней по площади. Ну и скандал поднялся, как рассказывали потом унтеры. Старший писарь из батальонной канцелярии удрал с бумагами в коридор, а майор орал на Дауэрлинга: «Чтобы этого больше не было! Известно ли вам, что такое батальонный рапорт, господин прапорщик? Батальонный рапорт — это не праздник по поводу того, что зарезали свинью. Как мог он вас видеть, когда вы ехали по площади? Не помните, что ли, чему вас учили? Честь отдается офицерам, которые попадутся навстречу, а это не значит, что солдат должен вертеть головой, как ворона, и ловить прапорщика, который проезжает по площади».