Фердинанд Грегоровиус - История города Афин в Средние века

В 1346 году умерла и Екатерина, после которой старший сын ее Роберт, князь ахайский, получил титул императора константинопольского и женился на Марии Бурбонской, вдове короля Гвидо Лузиньяна. Второй сын Екатерины, Людовик тарентский, получил неаполитанскую корону, так как он после злодейского убийства юного супруга Иоанны, Андрея Венгерского, женился на ней. Этот брак был делом рук Никколо Аччьяйоли, который также помог своему воспитаннику добиться короны. Когда затем в 1348 году король венгерский Людовик вторгнулся в Неаполь для отомщения и преступная королева Иоанна была оставлена всеми, преданный Никколо остался ей верен. Он последовал за ней и ее мужем Людовиком, когда они бежали в Авиньон. Там он выступил ее защитником и добился ее оправдания перед папским трибуналом. Он помог ей также возвратиться на неаполитанский трон.

За эти великие услуги Иоанна и Людовик щедро вознаградили Никколо; он был сделан великим сенешалем королевства Сицилии и получил одно за другим лучшие графства, Терлицци, Мельфи и даже Мальту и Гоццо. Наконец, его безграничному счастью суждено было вручить его роду государственную власть в Коринфе и в Афинах.

3. После неудачного похода претендента господству каталанцев в Афинах ни разу еще не грозила такая опасность. В угоду Вальтеру де Бриеннь папа 29 дек. 1333 года еще раз повелел архиепископу патрасскому Вильгельму предать каталанцев проклятию. В этом торжественном акте были поименованы все их главы, прежде всего два сына короля Фредерика, Вильгельм II и дон Альфонсо Фадрике, затем генеральный викарий Николай Лансиа, маршал Одо Новеллес Эстаньоль, Эн Фустер и другие.

Впоследствии каталанцев еще раз отлучили от церкви, но римская курия начала понимать, что испанцев не прогнать из Аттики, — они пустили уже здесь корни, и покровительство Сицилии охраняло их. Когда в 1337 году умер славный король сицилийский Фредерик II, на трон вступил его первенец Пьетро II, а инфант Вильгельм по-прежнему оставался герцогом Афинским. Он умер 22 августа 1338 г. бездетным, после чего, согласно его завещанию, герцогское достоинство перешло к его брату Иоанну и, маркграфу Рандаццо.

В том же году умер в Греции дон Альфонсо Фадрике. От брака этого счастливейшего из всех предводителей каталанцев с Маруллой Веронской произошел цветущий род, который удержал его фамильное прозвище Арагона, называя себя в то же время по отчеству Альфонса «Frederici», в каталанском изменении этого имени «Фадрике» [555] Фамилию Fredericus носит также другой побочный сын короля Фредерика II, Орланд, бывший родоначальником сицилийской ветви. Rocchi Pirri, стр. 73. Старший сын его дон Педро, владелец Лидорики, приобрел также Салону, которую ему, верно, принесла в приданое дочь Рожера Делора. Когда Педро умер, Салону и Лидорики унаследовал его второй брат Хайме, между тем как третий, Бонифацио, владел Карнетом на Эвбее, Цейтуном и островом Эгиной [556] Педро называется primogenitus, Хайме secundogenitus Альфонса; акт у Gregorio Consider. IV, арр. 72. Кроме них, упоминаются их братья Бонифаций де Арагониа и Иоанн (Пал. арх. Reg. Сапе., а. 1346, п. 4, fol. 127); затем Хайме и Вильгельм. Дочь Альфонсо Симона вышла за Джорджио Гизи. — Об этом роде см. Hopf, Gesch. Ueberblick über die Schicksale von Karystos (Sitzungsber. der Wien. Acad. 1834, 337 сл.) и дополн. итальянский перевод этой статьи G. В. de Sardagna, Венеция, 1830. . Эта побочная королевская линия Арагонского дома удержала в течение целого полувека преобладающее влияние на товарищество каталанцев; наряду с ней удалось приобрести значительную власть лишь родам Новеллес и Лориа.

Успехи греков в Пелопоннесе, равно как турок в Анатолии, убедили наконец папу и европейские державы, что воинское могущество Каталанского государства может быть только полезно латинянам в Элладе. Вместе с тем опасность, грозившая Греции со стороны турок, возрастала с каждым годом. Междоусобная и династическая война между слабым злосчастным императором Андроником II и его тезкой и внуком, с 1321 года успевшая совершенно истощить Византийскую империю, дала возможность султану Орхану распространить свои завоевания до Пропонтиды, взять большие города Никомедию и Никею, старинную резиденцию Палеологов, и наконец местом своего пребывания избрать Брузу у вифинского Олимпа. Лишь Геллеспонт, узкая межа между Азией и Европой, отделял еще османов от Романии, страны их вожделений, от которой они, как некогда латиняне, не отрывали жадных взглядов. Она казалась им каким-то эльдорадо, блещущим богатствами, полным цветущих городов, населенных красивыми женщинами и образованными мужчинами. День и ночь молил Орхан Аллаха дать ему возможность завоевать Грецию [557] Турецкий историограф Seadeddin в итальянском переводе Vincenzo Bratutti, Chronica dell origine e progressi della casa Ottomana, Вена, 1649, стр. 33 и сл. .

Неудержимое движение турецких завоевателей к греческим морям приняло уже вид исторического отлива Азии в Европу, который был тем грознее, что уклад турок ничем не напоминал бурного беспорядка диких монгольских орд. Ибо на развалинах греческих, сельджукских и татарских государств Малой Азии владычество османов преобразовалось в правильную, упорядоченную, наследственную монархию.

Сам состав этого турецкого государства и происхождение его из разнородных, чуждых провинций делали его подходящим материалом для новой всемирной монархии. Жажда завоевания и дикая храбрость — слишком обычные свойства первобытных варварских племен, чтобы их было достаточно для создания больших государств. Будущее османов своим правильным ростом было обязано постепенному, дальновидному движению от одного завоевания к другому. Разложение сельджукской монархии в Анатолии, прекращение крестовых походов, падение и раздробленность греческой и франкской силы по сю сторону Геллеспонта — таковы внешние условия, благоприятствовавшие возникновению турецкого государства, основатели которого почти все без исключения были не только замечательные полководцы, но и глубокомысленные государственные люди.

Исконная, усовершенствованная Орханом военная дисциплина дала туркам решительный перевес над беспорядочными бандами греческих наемников. Их национальное чувство, приподнятое героической традицией, сообщало им единство и аристократическую гордость, а простое религиозное содержание Корана всецело подходило к их азиатской натуре.

С точки зрения чистого монотеизма ислама, христианство, загроможденное непонятными догматами, извращенное фантастическими уродствами культа святых, казалось туркам язычеством и идолопоклонством. Хотя османы повсюду в покоренных греческих городах Малой Азии обратили лучшие соборы и церкви в мечети, а в монастырях устраивали свои школы или медресе, они все же были терпимее к христианам, чем латиняне или греки по отношению к неверным и еретикам. Их ненависть к христианам и магометанский фанатизм умерялись благоразумием и необходимостью щадить порабощенных греков. Наконец, их фанатизм наполнял их презрением к смерти и делал героев из поклонников пророка, как делало героями крестоносцев их христианское благочестие.