Николай Месяцев - Горизонты и лабиринты моей жизни

Наша страна помогала вьетнамскому народу выстоять и победить в войне. Вьетнам, как мог, подчас через, казалось бы, невозможное, возмещал наши затраты. Ле Зуан искренне и с глубочайшим, именно глубочайшим, почтением относился к нашей стране и ее народам. Он не повторял Хо Ши Мина. Он был тем, кто прошел долгий путь подпольной работы на юге Вьетнама, кто сражался в его джунглях вместе с другими патриотами за победу социализма, кто продолжал и развивал наследие Хо Ши Мина.

Мне казалось, что Ле Зуан неровно дышит к Андропову. Между ними всегда были доброта и доверительность. Юрий Владимирович при встречах с Ле Зуаном был предупредителен, заботлив и даже теплел душой. Казалось, что большая фигура Андропова закрывает маленького Ле Зуана от возможных неприятностей. Первый секретарь Партии трудящихся Вьетнама стоял на позиции более близкой нам, чем китайскому руководству, в том, что касалось проблем мирного сосуществования государств с различными социальными системами, возможности предотвращения новой мировой войны, необходимости единства мирового коммунистического и рабочего движения при безусловной самостоятельности каждой коммунистической партии. Он разделял оценки XX съезда КПСС о культе личности как о чуждом социализму явлении.

Из первых лиц коммунистических и рабочих партий социалистических стран я был знаком с Энвером Ходжей (Албания), Вылкой Червенковым и Тодором Живковым (Болгария), Яношем Кадаром (Венгрия), Вальтером Ульбрихтом и Эрихом Хонеккером (Германская Демократическая Республика), Фиделем Кастро (Куба), Юмжагийном Цеденбалом (Монголия), Болеславом Берутом (Польша) и многими другими товарищами. О некоторых из них я еще расскажу. Вместе с тем мне хотелось бы выделить, если удастся, наиболее характерное, что было присуще им всем на очень важном историческом этапе мировой цивилизации — становлении и развитии мировой социалистической системы.

Отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями много работал с послами, аккредитованными в братских странах. Почти все они в прошлом партийные и государственные работники, сформировавшиеся в период культа личности и несшие в себе, естественно в разной мере, соответствующие характерные черты догматического подхода к реальностям стран пребывания. Некоторые из них страдали недугом командования в стране пребывания как в своей вотчине. В одном случае это ложилось на благодатную почву копирования советского опыта в различных сферах экономической, социальной и духовной жизни, в государственном и партийном строительстве. В другом — приводило к непониманию и недооценке опыта той и ли иной страны, к недостаточно глубокой информации о положении дел в стране пребывания и к возникновению недоразумений в отношениях между послами и руководством соответствующих партий, а затем и переносом этих недоразумений в сферу межпартийных и межгосударственных отношений.

Со стороны каждого сотрудника аппарата требовались высочайшая ответственность, знания, профессиональный такт в том, чтобы не поучать зарубежных коммунистов, а тем более не навязывать своих, подчас субъективных суждений, которые могли восприниматься как точка зрения или даже позиция руководства отдела или ЦК КПСС. Эти этические вопросы постоянно были предметом обсуждения на оперативных совещаниях отдела, в секторах и на партийных собраниях.

И все-таки суть состояла не в ошибках или недоработках того или иного посла — ошибки, конечно, можно было исправить, недоделанное доделать, — не в нарушении этики в отношениях с зарубежными коммунистами кем-то из нас — сотрудников отдела. Беда состояла в зародившейся и усиливающейся болезни некритического копирования отдельными высшими руководителями социалистических стран, прежде всего европейских, опыта строительства социализма в СССР. Копирования практически во всех сферах государственной и общественной практики, без надлежащего учета исторических, национальных, социальных и прочих особенностей своих стран.

Бацилла этой тяжкой болезни была занесена Сталиным и его сподвижниками в период становления в Восточной Европе народно-демократических режимов и их перехода к строительству социализма. И не только занесена, но и прививалась искусственно всему здоровому во время победы над фашизмом, в пору неуемной тяги к строительству новой жизни, творцом которой являлся народ с его исконным стремлением к демократии. Опыт Югославии тех лет свидетельствовал о том, что стоило ей найти свои прививки против насаждаемого Сталиным единообразия в социалистическом строительстве, как отношения между нашими странами обострились.

Нивелировка нарабатываемого творчеством народов бесценного опыта социалистического строительства постепенно приводила к утрате интереса к живому созиданию, к ожиданию «соответствующих» указаний, команд «сверху» по ступенькам лестницы до самого «низа», до исполнителя. При таких порядках обюрократилась сама система жизнедеятельности государственного механизма, демократизм отодвигался в сторону, сохраняясь на видимых фасадах этой системы. Глубина и размах исторического творчества масс смазывались, реальная многоцветная картина демократического творчества трудящихся размывалась, превращаясь в однообразный пейзаж, будь то в Болгарии, в Чехословакии или в других странах. Люди переставали узнавать в жизни плоды своих раздумий и деяний, постепенно утрачивали живой интерес к поиску лучшего.

Все это можно и нужно было отнести не столько к непоследовательности в преодолении последствий культа личности в области отношений между социалистическими странами, сколько к исторической новизне свершаемых в братских странах кардинальных, качественных преобразований. Что касается амплитуды понимания среди руководства необходимости преодоления последствий культа личности, то она колебалась от безусловной необходимости последовательного осуществления этого курса до открытой половинчатости афишируемых принятых полумер и далее — до открытого отрицания такой необходимости. Решения XX съезда КПСС, курс на устранение последствий культа личности явились одной из главных причин обострения отношений с Китайской Народной Республикой и Народной Республикой Албанией.

К сожалению, советские послы в ряде социалистических стран и некоторые сотрудники отдела оценивали процессы и тенденции, происходящие в братских странах, через призму не только собственного субъективного восприятия, что естественно, но и ловили в свои паруса дуновения, идущие от нашего «верха», в котором единства взглядов по кардинальному вопросу формирования внутренней и внешней политики любой отдельно взятой социалистической страны и всех вместе взятых не было.