Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Такие анекдоты кажутся вполне правдоподобными — ведь в своих статьях Гейне тоже не жалел Джеймса и изображал его в сатирическом ключе. Однако, судя по сохранившейся переписке, их отношения носили другой характер; чем дальше, тем больше Гейне приходилось играть роль скромного просителя и надеяться на великодушное покровительство Джеймса. Одно из самых ранних упоминаний Джеймса встречается в очерке Гейне «Людвиг Бёрне», где он предположил, что развитие Джеймсом рынков капитала сделало его таким же «революционером», как Ришелье и Робеспьера. Хотя подобное сравнение довольно скандально, оно отнюдь не было оскорбительным; наоборот, оно преувеличивало степень влияния Джеймса. Удивительно, но факт: Гейне так волновался из-за тех вольностей, которые он себе позволил, — судя по всему, в очерке он процитировал свою довольно долгую беседу с Джеймсом, — что в виде предосторожности перед публикацией послал корректуру его жене Бетти. «Теперь в ваших руках состав преступления, что внушает мне некоторое беспокойство, — писал он. — Могу ли я появиться у вас? <���…> Может быть, вы простите меня с радостной улыбкой. Со своей стороны я осыпаю себя нескончаемыми упреками за то, что говорил — без злого умысла, но в неподобающей манере — о семье, которая таит в себе столько благородства чувств и столько благожелательности».

За несколько месяцев до того Гейне публично отрицал, что является автором язвительных замечаний об устроенном Джеймсом бале, которые приписывались ему газетой «Котидьен». В статьях, выходивших в «Аугсбургер цайтунг» в начале 1840-х гг., он неоднократно делал все возможное, чтобы хвалить Джеймса, проводя сравнения в его пользу с другими банкирами, например с Бенуа Фульдом, и восхваляя его благотворительность. Самые неумеренные, хотя и несколько игривые похвалы Джеймсу встречаются в статье, которая вышла в июне 1843 г. (позже она была включена в «Лютецию»), где Джеймс сравнивался с Людовиком XIV за способность разглядеть талант в других: «Чтобы быть совершенно уверенным в том, что я никого не обижаю, сегодня я сравню месье де Ротшильда с солнцем. Я могу так поступить, во-первых, потому, что мне это ничего не стоит; и, во-вторых, в наше время я вполне могу оправдаться: ведь сейчас все отдают должное месье де Ротшильду в надежде погреться в его золотистых лучах». Через несколько месяцев Гейне удалось уже не просто похвалить Джеймса: издатель Юлиус Кампе послал ему рукопись в высшей степени критической истории Ротшильдов — книги радикального республиканца Фридриха Штайнманна «Дом Ротшильдов: его история и операции». Гейне написал, что рукопись надо конфисковать и что тем самым он лишь отплатил бы за услуги, «которые Ротшильд выказывает мне последние 12 лет, тем более что это можно сделать честно».

Многие критики считали — в то время Гейне относился к Джеймсу очень любезно по причинам главным образом финансовым. Однако до 1845 г. нет записей, свидетельствующих о том, что Джеймс оказывал Гейне какую-либо финансовую помощь, по той простой причине, что до того времени Гейне в такой помощи не нуждался. Именно это, в сущности, и сказано в том абзаце в «Лютеции», который следует за сравнением Джеймса с Людовиком XIV, где Гейне недвусмысленно отрицает стремление примкнуть к орде попрошаек, которая окружает Джеймса: «Если можно говорить по секрету, это неумеренное благоговение весьма печалит бедное солнце, которое не знает передышки от своих обожателей… Я искренне верю, что деньги для него — скорее проклятие, чем благословение; будь у него каменное сердце, он испытывал бы меньше неудобств… Советую всем, кто нуждается в деньгах, идти к месье де Ротшильду; не для того, чтобы взять у него взаймы (сомневаюсь, что просителя ждет успех в этом предприятии!), но чтобы утешиться зрелищем тех несчастий, какие способны причинить деньги».

Джеймс, уверял Гейне, мучается, «потому что у него слишком много денег, потому что все деньги на свете стекаются в его огромный космополитический карман, и потому что он вынужден таскать с собой такую ношу в то время, как к нему постоянно протягивают руки толпы голодающих и воров. И что это за ужасные, что за опасные руки!» Затем Гейне рассказывает анекдот совсем другого рода, в котором простак — он, а Джеймс — мудрец. «Как дела?» — спросил однажды немецкий поэт у г-на барона. «Я схожу с ума», — ответил последний. «Не поверю, — говорит поэт, — пока вы не начнете швырять деньги из окна». Барон перебил его вздохом: «Мое безумие в том и состоит, что я иногда не швыряю деньги из окна».

Однако десять лет спустя, когда Гейне перерабатывал свои статьи для сборника «Лютеция», он сумел добавить (в «Ретроспективном объяснении») своего рода постскриптум к той шутке. Тогда ему повезло; сейчас все по-другому.

«Люди нуждающиеся, которым я намеренно помогал, смеялись надо мной, когда я говорил, что в будущем мне не хватит на мои собственные нужды. Разве не связан я со всевозможными миллионерами? Разве [Ротшильд], генералиссимус всех миллионеров, миллионе-риссимус, не называл меня своим другом? Однако я никогда не мог убедить своих клиентов в том, что этот великий миллионериссимус называл меня своим другом только потому, что я никогда не просил у него денег. Поступи я так, вскоре нашей дружбе настал бы конец. Дни Давида и Ионафана, Ореста и Пилада в прошлом. Бедные болваны, которые хотели моей помощи, думали, что легко получить этот товар у богачей. Они никогда не видели, как видел я, ужасные замки и решетки, на которые заперты их огромные сундуки с деньгами».

Чтобы оценить важность этого заявления, необходимо кое-что пояснить о финансовых обстоятельствах Гейне. До смерти дяди Соломона Гейне в декабре 1844 г. поэт получал от своего богатого родственника ежегодное содержание в размере 4 тысяч марок. В завещании Соломон Гейне оставил поэту единовременную сумму в 8 тысяч марок, но кузен Карл тут же сократил ежегодное содержание вполовину, из-за чего последовала долгая тяжба, которая разрешилась лишь в 1847 г. Именно тогда Гейне впервые начал нуждаться в Ротшильдах не только ради их дружбы, но и ради их денег. Вначале он просто советовался, куда вложить деньги, но по мере того, как ухудшалось его здоровье, отношения все больше приобретали характер благотворительности. В 1846 г. Джеймс привлек Гейне к спекуляции железнодорожными акциями, что принесло ему 20 тысяч франков. На следующий год Джеймс предложил предоставить своему «другу» «режим наибольшего благоприятствования» в новом французском государственном займе. Впрочем, к 1852 г. в интонациях Гейне обнаруживаются явные просительные нотки: «Всякий раз, как фортуна особенно благоприятно улыбалась вашим колоссальным операциям, вы позволяли не только ближайшим друзьям вашего дома, но также и большому ребенку — поэту — откусить от пирога. В этот миг, когда вы снова играете главную роль в огромном предприятии и с победой и прибылью выходите из революционных бурь, я беру на себя смелость напомнить, что я еще не умер, хотя мое состояние едва ли можно назвать „жизнью“».